— Я еще не готова к этому. — Слова были сказаны шепотом.

— К чему?

Она тяжело перевела дух.

— У меня никого не было с тех пор, как Джим — мой муж… Для меня это так много значит, больше, чем я могу сейчас вынести.

Оливия попыталась привести в порядок мысли.

— У меня такое чувство, будто мне сейчас надо выбирать между тобой и бабушкой. Я не могу отдаваться наполовину, Эндрю.

— И тебе хотелось бы проводить с ней все свое время с тех самых пор, как ты была ребенком? — По-видимому, он ее понял, хотя и неохотно. — Проклятье! Я просто эгоист, Оливия. Мне тебя тоже не хочется делить. Когда настанет время…

— Когда настанет время, тебе не придется меня делить.

Глаза их встретились в молчаливом взаимопонимании.

— Я нетерпелив, но зато я упорный, — сказал он наконец.

— Хорошо. — Она глубоко выдохнула. — Я, наверное, ужасно выгляжу?

— Как парижский мальчишка, с кудряшками на шее. — Он сунул руку в карман. — Возьми расческу.

Прежде чем встать, она снова поцеловала его.

— Я ценю твое понимание. Иногда я сама себя не понимаю.

Они пошли в дом.

— Интересным должен быть обед, — заметил Эндрю. — Надеюсь, твоя бабушка не собирается подать меня в качестве одного из блюд.

— Не думаю, что ты ей не понравился.

— Но она и не была в восторге от моего появления здесь.

А он ничего не упускает, отметила про себя Оливия.

Вероника предпочитала обедать раньше, чем было принято, что устраивало и Эндрю и Оливию, так как они не ели за ленчем.

Горничная накрыла стол в гостиной. На первое им подали восхитительный суп из спаржи.

Хотя Оливия подозревала, что ее бабушке известно: сады существуют для тайных поцелуев, но Вероника сохраняла вежливо-холодный вид, говоря о погоде, последних фильмах и плачевном состоянии телевидения.

Наконец, когда они покончили с цыпленком с грибами и перешли на тающий во рту шоколадный мусс, она спросила Эндрю о его работе.

— Я занимаюсь рекламой, — сказал он. — Сейчас разрабатываю одну идею о новых ювелирных украшениях.

Оливия задержала дыхание. Среди возбуждения последних дней она забыла про его кампанию.

— Как интересно. — Вероника позвонила, чтобы принесли кофе.

— Одно время… — Эндрю заколебался. — Честно говоря, мы хотели просить вас сотрудничать с нами.

Вероника выказала лишь легкое удивление.

— Вот как?

— Название серии рекламных роликов — «Безупречная элегантность». Наш лозунг: «Безупречная элегантность — чистое золото». — Он внимательно следил за выражением лица Вероники, подметила Оливия, возможно, пытаясь решить, не зашел ли он слишком далеко.

— Как мило.

Вошла горничная с кофе, и Вероника разлила его по чашкам. Руки, наливавшие кофе, не дрожали. Вообще в ней было что-то крепкое, как сталь, и Оливия помолилась в душе, чтобы Эндрю не настроил ее бабушку против себя. Ясно было, что Вероника Голд не опустится до того, чтобы рекламировать ювелирные изделия по телевизору.

— Дело в том, что, когда я встретился с Оливией и узнал ее фамилию, у меня и возникла эта идея. — Эндрю, поблагодарив хозяйку, принял чашку кофе.

— Может быть, хотите чего-нибудь покрепче? — спросила Вероника.

— Нет, спасибо, это в самый раз.

— Хорошо. Я не против того, чтобы мужчина иногда выпивал, но мой опыт показывает, что слишком много таких, кто не умеет вовремя остановиться. — Казалось, она не обратила внимания на его рассказ об украшениях, но внезапно спросила: — Значит, Оливия вдохновила вас? Вижу почему: она прелестна.

— Да. — Эндрю кинул на Оливию взгляд, полный искреннего восхищения, и она почувствовала, что краснеет.

— Она очень напоминает меня в том же возрасте. — В голосе Вероники не было ничего мечтательного, несмотря на ностальгические слова. — Я полностью осознавала, что обладаю не обычной красотой, нет, это было нечто незаурядное. Я была полна решимости обратить такую выдающуюся внешность в свою пользу. А вот моя внучка, похоже, еще не разбужена.

— Я бы сказал немного иначе. — Эндрю, казалось, ничуть не задел двойной смысл сказанных ею слов.

— Не думаю, что внешность так уж важна, — быстро вставила Оливия.