— Нет, Оскар, ca, c’est sacre [20] — это святое, и вы не должны обсуждать это со мной.

В тот день мы втроем отправились на ленч, и я мгновенно и безоговорочно понял, почему Оскар так сильно полюбил свою маленькую Артемиду. Она была красива, но еще и прекрасно образованна, много читала и отличалась острым умом. А кроме того, Констанция познала страдание. Ее отец, которого она обожала, умер, когда ей исполнилось шестнадцать, а ее отношения с матерью были довольно напряженными. Наделенная прелестной внешностью девочки, Констанция обладала мудростью женщины. Она свободно говорила на французском и итальянском и учила немецкий, чтобы доставить удовольствие Оскару. Она польстила моему самолюбию, спросив о моей работе, но пробудила во мне зависть, когда сказала, что вся ее жизнь теперь посвящена тому, чтобы радовать мужа.

— Я накрепко свяжу его узами любви и преданности, и он никогда меня не покинет и не полюбит никого другого, — сказала она.

После обеда мы ехали в открытом фиакре, был чудесный летний день, и, когда мы поворачивали на площадь Согласия, я неожиданно проговорил:

— Оскар, вы не возражаете, если я выброшу свою трость?

— Не дурите, Роберт, — ответил он. — Это вызовет скандал. И, вообще, с чего вдруг вы решили ее выбросить?

— Внутри у нее шпага, — объяснил я. — Не знаю, откуда взялись такие мысли, но последние несколько минут мне отчаянно хочется достать ее и проткнуть вас насквозь. Возможно, дело в том, что у вас немыслимо счастливый вид.

Констанция рассмеялась и забрала у меня трость.

— Я возьму ее у вас, — сказала она. — И буду хранить всю жизнь.

В ресторане «Гранд диван тэверн», поедая креветки в горшочке и запивая их прекраснейшим рислингом мистера Симпсона, мы подняли бокалы за «миссис Оскар Уайльд»:

— За миссис Уайльд, да благословит ее Господь, — сказал Оскар.

— Аминь, — ответил я.

Когда нам принесли мясо, мы подняли бокалы с бургундским (великолепное «Жевре-Шамбертен» 1884 года) за миссис Артур Конан Дойл.

— Счастливого ей дня рождения и пусть их будет еще очень много, — сказал Оскар.

— Точно, — подтвердил я.

На мгновение мне показалось, что упоминание жены Артура естественным образом вернет наш разговор к драматическим событиям утра, однако этого не произошло. Но я знал, что не стоит даже пытаться вывести моего друга на тему, которую выбирает не он. Одно из правил дружбы с Оскаром Уайльдом заключалось в том, что правила устанавливал он.

В тот день в «Симпсоне» он ел и пил, потом снова пил и громко рассуждал о том, следует ли заказать десерт, острую закуску и сыр с плесенью (с подходящим вином). Он говорил на самые разные темы, о капусте (одном из немногих блюд, которые у Симпсона не удавались) и о королях (Оскар был в восторге от того, что в Сербии на престол взошел Александр, «мальчик-король»), хотя и не упоминал об убийстве, башмаках, кораблях и сургуче. [21]

В разговорах с Оскаром поражала его непредсказуемость и размах. Во время того ленча, быстро меняя темы, он пускался в философские размышления о любви и литературе, мечте Уильяма Морриса о социалистическом государстве, об опере Шабрие «Король поневоле», о том, что он обожает маргаритки и испытывает ужас от станции метро «Бейсуотер» (пурпурного цвета). Потом речь зашла о тринадцатиэтажном здании «Такома» в Чикаго, первом в мире небоскребе.

— Пожалейте американцев, Роберт, — добавил он. — По мере того как будут расти в высоту их дома, мораль начнет падать все ниже и ниже, уж можете мне поверить.

Я часто смеялся в обществе Оскара, но далеко не всякий раз чувствовал себя непринужденно. Я всегда любил бывать с ним, но нередко испытывал страх и тревогу. Его настроения, как и темы, которые он обсуждал, отличались непредсказуемостью. Впрочем, Оскар знал о своей импульсивности и переменчивости и понимал, что эти качества делают его не таким уж приятным собеседником.

— У меня самый странный склад ума в мире, вы уж меня простите, — часто повторял он.

Когда часы пробили три, Оскар неожиданно положил ложку и вилку и отодвинул тарелку.

— Что мы здесь делаем, Роберт? Какое безумие! Моего юного друга убили, ему перерезали горло, тело несчастного исчезло, а я сижу тут и спокойно ем. Я рассуждаю о справедливости и правосудии и при этом набиваю брюхо tarte aux poires au chocolat courant. [22] Я отвратительный человек и трус. Вчера я не пошел в полицию, потому что боялся… Сегодня же, когда я достаточно опьянел, мне уже не так страшно.

Он вытащил салфетку из-за воротника, бросил ее на стол и поднялся на ноги.

— Идемте, Роберт, нам следует немедленно поехать в Скотланд-Ярд. — Оскар ухватился за мое плечо, чтобы сохранить равновесие. — Я расплачусь, потом мы остановим кэб и сделаем то, что следовало сделать три часа назад. Мы должны встретиться с инспектором Фрейзером, чем бы это ни грозило. Бросим кости, пусть судьба решает, как они упадут.

За время дружбы с Оскаром Уайльдом мне посчастливилось узнать многих выдающихся людей, но, думаю, ни один из них не оказал на мою жизнь более заметного влияния, чем Эйдан Эдмунд Феттес Фрейзер.