— Мы старые друзья, Робин. Я все понимаю.

Он напрягся, его взгляд вдруг стал холодным.

— В том-то и дело. Ты не понимаешь. Никто не поймет, если не окажется на моем месте. Я хочу стать адвокатом. Я все еще учусь на адвоката. — Он неприятно рассмеялся. — Ты можешь себе представить, что бы кто-то принимал меня серьезно с таким лицом? Я даже подумывал, не стать ли клоуном в цирке, но я не смог бы выдержать одиночества в антрактах. — Он нервно вскочил, подошел к окну и встал к ней спиной.

Пока он шел к окну, дверь тихо открылась — и не успели его ладони предупредительно лечь на ее руки, как Триша уже поняла, что это Рив. Ее нервы начинали сдавать, но она сжала губы и стояла совершенно тихо, пока Робин продолжал говорить.

— Я понимаю, что как-то надо существовать, и отчаянно пытался найти правильный путь. После окончания школы я старался оставаться незаметным, но это не получается в таком обществе, как наше. Это одна из причин, по которой я воспользовался возможностью, чтобы приехать сюда. Все получалось до тех пор, пока не приехала ты и не вернула все воспоминания о прошлом — о моей крайне несчастной жизни, о бесполезности убеждать себя, что внешность не имеет никакого значения.

Он обернулся, увидел Рива и замер от злости.

— Кто вы, черт подери? Что вы делаете в моей комнате? — выкрикнул он.

Триша вступила между ними, чувствуя, что в последующие несколько минут все будет зависеть от нее:

— Это месье Рив д'Артанон. Рив, познакомься с братом Хейзел Робином.

Рив сверкнул своей обворожительной улыбкой и пошел вперед, но Робин не выразил ни малейшего желания пожать протянутую руку.

Выражение лица Рива не изменилось. Он спокойно сказал:

— Я хирург и делаю пластические операции. Не возражаете, если я осмотрю ваше лицо? — Он недолго, но внимательно изучал лицо Робина. — Да, я смогу удалить одутловатость под глазами и заменить этот дверной молоток мужским носом. — Игриво он зажал обидный орган между указательным и большим пальцами, затем осмотрел срезанный подбородок и задумчиво провел рукой по линии челюсти.

Робин изумленно молчал, его кожа побледнела под загаром.

— Вы не обманываете? Вы и вправду хотите сказать, что полностью можете изменить мою внешность?

Рив кивнул:

— Такова моя работа, и весьма благодарная, как в случае с вами. Когда вы можете прийти ко мне?

— В любое время, когда вы скажете, — вымолвил он.

Рив задумался:

— Так, сейчас скажу — сегодня вторник. Ну, скажем, в пятницу в три часа?

— Как прекрасно! — Хейзел стояла в дверях с полными слез глазами. — Я не могу этому поверить.

Ее дядя Жан стоял позади нее. Вдруг все одновременно начали говорить и смеяться. По пути домой Триша спросила:

— Почему вы вошли в комнату Робина?

— Потому что ваша подруга Хейзел сказала, где вы и почему. — На мгновение он взглянул на нее своими серыми и понимающими глазами. — Вы любите этого мальчика?

— Да, — не медля, ответила она. — Я их обоих очень люблю. — Она почти не сомневалась, что он спросит, почему она не представила его Робину как своего жениха, затем заключила, что любой подобный намек теперь не имеет значения — время все равно истекает.

Рив вел машину молча. Триша, как обычно, испытывала мучительное удовольствие, которое неизменно приносила его близость. Тишина была преисполнена недавними событиями вечера — Робин выглядел так, словно увидел чудо, Хейзел плакала от радости, ее дядя разливал вино, а над всеми возвышался Рив — холодный, спокойный и собранный хирург. Она позабыла о его интрижке с Мари-Роз, она лишь видела, снова и снова, как полное отчаяние Робина сменяется бесконечной радостью.

Приехав на виллу, она вышла из машины и увидела перед собой высокую фигуру Рива, его смуглое лицо было непроницаемо при тусклом свете.

— Спасибо за то, что вы сделаете для Робина, — шепнула она, и ее глаза наполнились слезами, когда непреодолимый порыв побудил ее приподняться на цыпочки и губами коснуться его щеки.

Результат был потрясающ. Она услышала, как тот от удивления вздохнул, и почувствовала, как он за руки крепко притянул ее к себе. Его губы жадно впились в ее, она почувствовала себя совершенно беззащитной. Когда наконец он отпустил ее руки, Триша подняла глаза. Ее лицо было совершенно бледным.