Я знала, что он смотрит. Чувствуя его взгляд кожей, я подняла джинсы и майку, сбросила полотенце и стала одеваться. В конце концов, когда-то я была актрисой. Сколько раз мне приходилось раздеваться и одеваться рядом с мужчинами? Не сосчитать…

Горловина майки скользнула по мокрым волосам. Я поискала бы бюстгальтер, но на это нет времени. В голове мелькнул отрывок забытой роли, где я играла несчастную сумасшедшую девушку, потерявшую самых близких людей.

…Я подарила бы вам фиалки, но все они завяли, когда умер мой отец. Говорят, он умер хорошо…

Свитер. Слой за слоем. Я – куколка. Когда все закончится, стану бабочкой и улечу далеко-далеко. Я слышала, что есть бабочки, которые подобно птицам, летят в теплые края. Москва – ошибка. В следующий раз я полечу туда, где всегда светит солнце.

– Успокоилась? – насмешливо спрашивает Змей, но в его голосе нет прежней уверенности. Я не отвечаю, включаю фен и сушу волосы, обыденное действие, совершаемое почти ежедневно.

Не дождавшись ответа, он уходит. Дверь ванной хлопает. Неужели он решил принять душ? Логичное занятие после занятий любовью, но мы не любовники. Я закрываю глаза и жду. Я слышу журчание, а потом унитаз рычит, смывая мочу. Фен урчит над ухом сытым ласковым тигром. Когда я ловлю свой взгляд в зеркале, мне на мгновение становится страшно.

Змей выходит из ванной, не спеша надевает рубашку, чертыхается, потому что на ней отсутствует половина пуговиц, натягивает пиджак. Горящая на потолке лампочка отражается в его лысине. Я слежу за его движениями и понимаю, что он не хочет встречаться со мной взглядом.

– Как тебя зовут? – хриплым голосом спрашиваю я. Он вздрагивает, чуть заметно, но все же…

– Не твое дело. Если ты готова – пошли.

Я выключаю фен и поднимаюсь с пуфика. Не глядя, он подает мне шубу, и лишь потом, спохватившись, небрежно швыряет ее мне на руки, не помогая одеться. Я молча надеваю шубу, натягиваю сапоги, беру сумку. Змей открывает дверь и пропускает меня вперед, отнимает ключи и запирает двери. Кабина лифта мчится откуда-то сверху, громыхая, словно вертикальный поезд. Ее двери открываются, и мы заходим внутрь. Змей нажимает кнопку первого этажа и возвращает мне ключи.

– Я с тебя глаз не спущу, – вкрадчиво говорит он голосом лгуна. Я не отвечаю и не смотрю в его сторону. Вместо этого разглядываю закрытые створки дверей. Этажи проносятся тусклыми всполохами.

Я не хочу поворачиваться к Змею, не хочу встречаться с ним взглядом. Если он увидит мои глаза, то догадается, как догадалась я. Я поняла: Змей поверил в то, что у меня нет пяти миллионов.

Если он посмотрит мне в глаза, то поймет, что я его убью.

По дороге обратно Змей иногда косился, точно проверяя, не сбежала ли я. Это совершенно не придавало спокойствия. Иногда, поймав в стекле его взгляд, я думала: сейчас он ударит по моей шее ребром ладони и выбросит труп по дороге. Сколько пройдет времени, прежде чем скучающий водитель обратит внимание на холмик снега, из которого будут торчать скрюченные пальцы?

Приемник горланил попсовую муть, не отвечавшую моему настроению. Змея, похоже, бьющая из динамиков какофония не раздражала совсем. Снег все еще шел, словно природа раз и навсегда решила похоронить под тонким белым одеялом расслабившуюся на праздники Москву, серую, грязную, с усталым, обветренным лицом портовой шлюхи. Редкие машины бороздили заметенную дорогу, как ледоколы, продираясь сквозь завалы с трудом. Снегоочистителей не было видно. Портовая шлюха, сменившая хозяина, не спешила приниматься за уборку.

Фигура в желтом жилете вдруг рванула наперерез, засвистела и строго замахала полосатой палкой, приказывая прижаться к обочине. Я встрепенулась и внутренне подобралась. Чертыхнувшийся Змей стал прижиматься вправо и, быстро взглянув на меня, все понял.

– Попробуешь ему сигнал подать, пришибу обоих.

Я поразилась, каким тусклым, невыразительным голосом он это произнес, словно убить патрульного для него так же просто, как мне причесаться. И только колючий взгляд подтверждал правильность этой аксиомы. Убьет, подумала я, даже без оружия. Перед глазами услужливо встала картинка: полицейский наклоняется над дверцей, и Змей без разговоров вонзает пальцы ему прямо в глаза. Передернув плечами, я сползла пониже. Змей удовлетворенно хмыкнул и опустил стекло.

– Сержант Смирнов, – козырнул полицейский. – Попрошу ваши права.

Лицо сержанта Смирнова напоминало мятую, застиранную тряпку. Змей протянул ему права и техпаспорт, на которые полицейский посмотрел нехотя, ничуть не сомневаясь, что за рулем черного «ленд-крузера» сидит его истинный владелец. На мгновение его взгляд остановился на мне. Сонная пленка в мгновение ока сползла с него, словно у кота, увидавшего добычу. Руки Змея напряглись на руле, а я поняла, на что смотрит сержант. Скорее всего, внимание привлекли моя разбитая губа. Я подумала, что сейчас он попросит меня предъявить документы, потом выйти из машины, проехать в отделение, а я не смогу, и главное не захочу ему мешать.

– Кто с вами? – спросил бдительный сержант Смирнов.

– Жена, – пожал плечами Змей.

– Далеко едете?

– В область.

Я молчала, опасаясь, что сейчас начнется свара, но глаза сержанта снова заволокла сонная пленка. Он вернул права Змею и, бронхитно кашлянув в кулак, хрипло пожелал:

– Счастливого пути.

Змей, не удостоив его ответом, рванул с места так, что во все стороны полетели комья снега, рыхлого, грязного, похожего на подтаявшее шоколадное мороженое. Неугомонные диджеи предупредили москвичей и гостей столицы, что на город надвигается снегопад.