И вот, став родителями, мы с братом внушили себе, что наши возможности ограничены, и предались добровольному заключению в стенах собственных домов. Наша мать разрушила нашу семью, но мы никогда не сделали бы ничего подобного с нашими детьми.

Мой брат вырос однолюбом. С женой они были знакомы со старших классов. Начали встречаться, когда обоим было по двадцать, и поженились спустя пару лет. Они с самого начала души друг в друге не чаяли — были одной из тех пар, что всегда пораньше уходили с вечеринки, чтобы просто побыть дома вдвоем. Дейв был мужем-партизаном. Он во всем поддерживал жену — ему нравились картины, которые она пишет, ее методы воспитания детей и обувь, которую она носила. Он пересказывал ее анекдоты. И был отцом «без права на ошибку». Он исполнял те же правила, что и я, только более фанатично. Органические хлопковые подгузники и стильные деревянные игрушки из Европы. У него мешки под глазами были годами, сколько его помню — дочери спали с ними в одной кровати. Он с гордостью носил слинг. Разумеется, поскольку он был моим братом, в его исполнении всё это выглядело круто.

Итак, мы приняли решение (мой брат, я и многие другие выросшие дети мам, сбежавших из дома), что наши семьи всегда будут на первом месте, а уж мы сами — на втором. Что мы всегда будем вести себя правильно. Сохраним брак, несмотря ни на что, и будем пить экологически чистое молоко. Так все и будет. Так мы с братом превратились в рабочих пчел улья семейной жизни.

Его просьба, чтобы наши родители наконец развелись, была абсолютно серьезной. С тех пор как у него появилась своя семья, он пуще прежнего начал огрызаться на все необычное, на нашу странную семейную историю. Они с женой создали идеальную маленькую ячейку общества, и, если смотреть с этой позиции, то наши предки казались совсем чокнутыми. Двое пап! А родители при этом до сих пор женаты! Безумие! Иногда он звонил мне и пытался убедить объединить силы в борьбе против родителей. Я отвечала неопределенно. Мне хотелось лишь одного — чтобы все ладили. Это желание было даже сильнее потребности угодить брату, которая, поверьте, тоже была сильной.

Эксцентричность моей семьи, странный договор, который заключили мама, отец и Ларри, не вызывали у меня идиосинкразии. Когда брат звонил и наседал на меня своими спокойными рациональными доводами, я пыталась помнить об этом. Но мозг отключался, стоило вспомнить о детстве. Загадочное явление — затуманивание мозга. Мне не хотелось вспоминать о нашем детстве, ни капельки.

Сейчас я смотрела на брата. В нем чувствовалась скрытая сила, как у свернувшейся кольцом змеи. Он злился, я знала. Не на меня. Так почему его гнев действовал мне на нервы?

Настала пора петь «С днем рождения». Я взгромоздила свою тяжелую дочурку на стульчик и пошла за пирогом. Зажгла свечи. Брюс запел, и я вошла в гостиную. От свечей в темноте перед глазами заплясали звездочки.

Что за выражение было на лицах моих родных, когда я вошла с пирогом в руках? Не знаю. Я смотрела только на дочку. Ее маленькие глазки сияли; она хлопала в ладоши.

Тем временем на занятиях йогой все мои старания были даром. Мне нравились позы, в которых нужно было застыть неподвижно — как подсказывало само слово «поза». Мне нравилось войти в позу, принять идеальную форму, оставаться в ней как можно дольше. Но Фрэн твердила, что в асанах главное — не стремление к идеалу, а процесс выполнения. Суть йоги в том, чтобы пытаться, говорила она. На словах это звучало прекрасно, но я фанатично стремилась к завершенности. Поза треугольника. Поза воина. Лотос. Полумесяц. Мне так хотелось задержаться в них дольше, стоять часами, заполнять их каркас, как тесто для пирога заливает форму для выпечки.

Но с бакасаной так не получалось. Когда Фрэн объявляла бакасану, я плелась через зал к стопке с одеялами и расстилала парочку на своем коврике — страховка на случай падения. Я боялась упасть, хотя в этом не было никакой опасности, — ведь я так и не набралась смелости хоть раз подняться в бакасану.

«Поза ворона не статична, — напомнила нам Фрэн. — В этой позе важно найти тонкое равновесие. Удержать ощущение игры».

Игры. Ясно. Я огляделась. Вокруг все поднимались в позу и падали, смеялись, краснели. Я же всё делала красиво: сначала разглаживала одеяла, затем приседала на корточки, выпрямив спину, как кол проглотила. Растопыривала пальчики на коврике, надавливая в пол одинаково подушечкой каждого, — правильная постановка рук для перевернутых поз и балансов, даже для собаки мордой вниз: вес должен быть распределен равномерно. Сделать это было на удивление сложно, но я сосредотачивалась, и у меня получалось. Потом я переносила вес вперед и ставила колени чуть выше локтей. И… всё.

В этот момент мои стопы должны были оторваться от пола, но они оставались внизу, как приросшие. Я не могла приподнять их ни на дюйм. Потому что не хотела. Ведь мое место было на земле.

А вот моей матери ничего не стоило взлететь. Только вот в детстве я боялась немного, что она возьмет и улетит навсегда.

Я была похожа на жертву автокатастрофы. Левая нога торчит позади, правая спереди, колено согнуто, при этом я лежу на животе. Вообще-то, ноги не предназначены для того, чтобы принимать такое положение. Ноги созданы для того, чтобы ходить, или сидеть с изящно скрещенными щиколотками, или носить кружевные чулки и танцевать ирландские танцы. Для чего угодно, только не для этого.

«Эээ… серьезно? — спросила я Фрэн, когда мы впервые попробовали позу царя голубей. — Вы не ошиблись?»

Но прошел месяц, два, и мое отношение к позе изменилось. Я поняла, что это не столько асана, сколько археологическая экспедиция. Я закапывалась всё глубже и находила удивительные вещи. С каждым разом мне удавалось чуть больше растянуть мышцы бедер. И потом я начинала с того места, где остановилась, и чуть дальше продвигалась в раскопках, проникала чуть глубже.

У меня изменилось представление о своем теле. Оказалось, что мои бедра — великая неизведанная зона, как река Конго для первооткрывателей Африки. Разумеется, как и на берегах Конго, до появления исследователей (в данном случае меня) там много чего происходило. Я просто не обращала внимания. Мои бедра существовали в какой-то параллельной реальности. Подруга, с которой мы вместе танцевали в колледже, как-то с искренним удивлением воскликнула: «Эй, смотри! У тебя бедра двигаются». С тех пор как я стала мамой и начала целый день носить за собой ребенка, нагрузка на бедра значительно увеличилась.

Сегодня Фрэн предупредила, что мы задержимся в позе надолго. Пока мы лежали там, как жертвы автокатастрофы, она рассуждала на загадочную для нас тему кош.

— У нашего «я» существуют прослойки, которые в йоге называются кошами, — говорила она. — Можно представлять их как оболочки. Сейчас я опишу их, а вы тем временем постарайтесь найти их в себе. Попробуйте почувствовать эти различные слои вашего существа. Подумайте о том, могут ли они помочь вам выполнить эту позу — или же поза способна помочь вам обрести их.