– Но ты не сможешь забыть, что это не твой ребенок.

– И что с того? Ты ведь права – меня никогда не было дома. А теперь не будет и Клауса – так почему ты должна опять оставаться одна?

– Ты и правда готов воспитать чужого ребенка, как своего собственного?

– Малыш никогда не узнает, что он наполовину немец. А как тебе нравится имя Карл-Хайнц Адамс? Звучит, да?

И Катерина опять улыбнулась – на сей раз по-настоящему.

– Майкл, ты должен осознать, что даже если мы попробуем снова, отношения наши все равно не станут прежними. Я не смогу, как прежде, полностью доверять тебе. Что-то ушло навсегда.

Я кивнул, с волнением гадая, на какую сторону ляжет монета.

– Ты был эгоистичен, инфантилен, лжив, невнимателен, равнодушен и зациклен только на себе.

Я попробовал вычленить несправедливый эпитет, но не смог. И откуда в ее словаре столько слов? И почему вечно приходится спорить с помощью слов? В таких спорах у меня нет ни единого шанса на победу. Вот если б мы ругались нотами, аккордами и мелодиями, я мог бы и зацепиться.

– Но, – продолжала Катерина, – но если ты готов меня простить, то, возможно, у нас есть, на чем строить наши отношения. Можешь ли ты обещать, что отныне и всегда будешь честен и впредь прекратишь страдать своим дурацким солипсизмом.

– Я… я не знаю.

У нее вытянулось лицо. Неверный ответ.

– Ну если ты не уверен, тогда будущего у нас нет.

– Нет-нет, – забормотал я. – Просто я не знаю, что такое «солипсизм». Конечно, я мог бы притвориться, будто знаю, и сказать «да», но ведь теперь я говорю только правду.

– Это означает, что ты должен прекратить думать, будто ты – единственный человек во всей этой трехнутой вселенной.

– А… ну это я понимаю. Но я же не мог обещать не страдать солипсизмом, когда это слово звучит как название желудочной инфекции.

– Ты должен осознать, что дети значат для тебя больше, чем ты сам.

– Ну, так оно и есть, Катерина, клянусь. Все трое. Но ты… больше всего для меня значишь ты. Я тебя люблю. Потеряв тебя, я это понял, а то, что ты забралась в постель с Клаусом, лишь подтверждает, насколько покинутой ты себя чувствовала. Давай начнем все сначала. Пожалуйста, Катерина, пожалуйста, возьми меня назад.

Катерина ответила не сразу.

– Но лишь с испытательным сроком.

А потом она раскинула руки, и я притиснул ее к себе крепко-крепко, словно Катерина тонула, а я вытащил ее из пучины.

– Спасибо, что простил, – сказала Катерина, прижимаясь ко мне. – Я должна была убедиться, что ты на это способен. Если ты действительно готов растить сына Клауса, как своего собственного, то достоин второй попытки. – Она притянула меня еще ближе, крепко обхватив за затылок.

Я поморщился от боли, но не упомянул, что ударился головой о кислородные баллоны, когда Катерина стукнула меня. Ведь все хорошо. Мы снова вместе. Мы снова семья.

– Я тоже тебя прощаю, пусть и остался один крупный недостаток, к которому я никак не привыкну.

– Что ты имеешь в виду? – тревожно спросил я, отстраняясь.

Катерина посмотрела мне прямо в глаза.

– Майкл, если ты на самом деле поверил в эту чушь, будто я спала с Клаусом и родила от него ребенка, то ты гораздо больший болван, чем я думала.

Из телевизора донесся взрыв закадрового хохота.

– Объявляю вас мужем и женой! – провозгласил молодой викарий, и прихожане зааплодировали.

Женщины постарше в причудливых шляпках обменялись одобрительными улыбками, и даже священник присоединился к общему веселью, желая показать, что церковь – вовсе не обязательно серьезная скука. Я хлопал как мог, учитывая, что у меня на руках девятимесячный ребенок. Шум возбудил младенца, и он упоенно хихикал, восторженно дергал ножками и размахивал ручками, демонстрируя свое одобрение. Катерина подняла Альфи, чтобы он мог видеть, как жених и невеста целуются – несколько более страстно, чем принято. Ведь священник сказал: «Теперь вы можете поцеловать невесту», а не «Теперь вы можете заснуть язык в горло невесте и стиснуть ей правую сиську».

Приглашение на свадьбу стало настоящим потрясением: на мой мобильный телефон пришло сообщение от человека, которого я не видел несколько месяцев. Джим женился на Кейт. Человек, с которым я жил, женился на девушке, с которой я чуть не переспал. Возможно, мне следовало сообщить об этом служителям, спросившим на входе в церковь, с чьей я стороны: жениха или невесты. Пусть бы сами решали. Но привыкнув к мысли об этом союзе, я порадовался за обоих. Они были идеальной парой: она много зарабатывала и много работала, а он много тратил и не работал совсем. Есть что-то безнадежно романтичное в свадьбах: невольно думаешь, что уж эта пара будет счастлива вечно. Даже когда Генрих VIII женился в шестой раз, собравшиеся, наверное, думали: «Ах, наконец-то истинная любовь, и он ведь твердо обещал не рубить ей голову». Но глядя, как Джим и Кейт идут по проходу, я думал, сколь микроскопическое представление имеют они о тех проблемах, что их ждут.