Примером такого демонстративного нежелания интегрироваться в общество «берлинских туземцев» может служить судьба Владимира Набокова, одного из организаторов, как тогда говорили, «С-Петербурга на Виттенбергплатц» или «Москвы на Шпрее», с задором вспоминавшего, что «за 15 лет жизни в Германии не познакомился близко ни с одним немцем, не прочел ни одной газеты или книги и никогда не чувствовал ни малейшего неудобства от незнания немецкого языка». Но, впрочем, для такой нелюбви к приютившему его городу были и некоторые основания.

Семья Набоковых эмигрировала в 1919 г. из Крыма – сначала в Константинополь, потом в Лондон. Затем разделилась: юноши – Владимир и его брат Сергей – учились в Кембридже, остальные жили в Берлине в самых престижных районах (с авг.1920 г. – Эгерштрассе, 1, Грюневальд, в доме Рафаила Левенфельда, переводчика Тургенева и Толстого; с сент. 1921 г. – Зексишештрассе, 67, Вильмерсдорф). 28 марта 1922 г. в филармонии в Кройцберге от пули террористов, предназначавшейся П. Милюкову, погиб отец Набокова (он похоронен на Русском кладбище в Тегеле). Будущий писатель закончил учебу, вернулся к семье в Берлин и в 23 года стал старшим мужчиной в семье.

Так, с убийства отца, почитаемого как божество, встретились Набоков и Берлин. Убийцы – Таборицкий и Шабельский-Борн, приговоренные к 14 и 12 годам лишения свободы, уже в 1927 г. были досрочно освобождены. Таборицкий в 1936 г. занял очень важный пост, он стал секретарем генерала Василия Бискутского, главы представительства русской эмиграции, фактически – оказался вершителем судеб.

В следующие 15 лет в Берлине в жизни Набокова произошли все самые главные события: пришла литературная известность, здесь были напечатаны все его романы и пьесы на русском языке, 2 сборника стихотворений. Здесь встретил он свою будущую жену – Веру Евсеевну Слоним, с которой прожил до самой своей смерти. Здесь родился его единственный ребенок – сын Дмитрий.

Но, несмотря на то что это был самый плодотворный период в жизни Набокова, материальных благ это не приносило. Чем он зарабатывал на жизнь? Тем же, чем и остальные эмигранты с первой по четвертую «волну»:

– давал уроки тенниса и бокса;

– давал уроки английского и французского языков (1 марка в час = 5 €);

– давал уроки русского произношения;

– составлял кроссворды и шахматные задачи для газеты;

– писал самоучитель по русскому языку с текстами вроде следующих («Он мой директор». «Где твой директор?»

«Мой директор там». «Твой профессор – аристократ». «Мой декан – патриот»);

– работал на фруктовых плантациях на юге Франции;

– работал статистом на киносъемках (10 марок в день = 50 €, а жизнь в пансионе, 1 комната с едой в день – 4 марки, т. е. 20 €).

Литературные же гонорары были очень низкими: за книгу – 200 – 400 марок (соответственно 1000 – 2000 €). Один-единственный раз он получил в немецком издательстве Ulstein 7 500 марок за роман «Король, дама, валет».

Жить Набокову с женой и маленьким сыном приходилось теперь в пансионах (Лютерштрассе, 21, Траутенауштрассе, 9, Люитпольдштрассе, 13, Мотцштрассе, 31, Пассауерштрассе, 12, Вестфелишештрассе, 29, Несторштрассе, 22), снимая 1 – 2 комнаты.

В конце концов, 18 января 1937 г., после бесплодной борьбы с нищетой, начавшихся преследований евреев и потери Верой Набоковой работы из-за нацистских чисток «лиц неарийского происхождения» (как последняя капля – Таборицкий на службе у гестапо, выдающий «арийские свидетельства»!..), получив 250 долларов от родственников по отцовской линии (немецкой семьи Граун, знаменитой, в частности, тем, что один из ее членов – Карл Генрих, придворный капельмейстер Фридриха II, в 1742 г. на открытии Оперы на Унтер ден Линден представил свое оперное сочинение «Клеопатра и Цезарь»), – Набоков уехал на чтение своих лекций в Брюссель, Париж и Лондон с намерением более не возвращаться, 6 мая в Праге к нему присоединились жена с сыном.

Пытаясь определить творческое кредо Владимира Набокова, И. Толстой писал о нем: «Для него не было ничего выше литературы: ни религия, ни мораль, ни добро не представляли в его случае никакой самостоятельной ценности. Литература вбирала все без остатка, являя целый, завершенный мир с полным набором координат, бескрайним пространством и бесконечным временем. С миром реальным литературный мир Набокова соприкасался лишь в той точке, где требовалось рукопись продать». Думается, что сказанное верно только отчасти, так как реальные детали берлинской жизни самого писателя и других русских эмигрантов рассыпаны по многим его произведениям. Примером может служить стихотворение «Берлинская весна», кстати, единственное, где Берлин прямо поименован: