Шрифт:
– Ну и как вам на участке? – улыбнулась Ирина Станиславовна.
– Нормально, – ответил Данилов. – Но если когда-то давно у меня и появлялись мысли о возможной работе участковым терапевтом, то после вчерашнего...
– Ну это аврал, а так у нас очень даже неплохо. Летом – так вообще не жизнь, а праздник. Народу на приеме мало, вызовов три-четыре. Район у нас зеленый, идешь на вызовы, как на прогулку... Аж вспомнить приятно. А сейчас, конечно, тяжело. У нас еще и Низматов заболел, успел уже заразиться. Завтра еще кто-нибудь заболеет, и что тогда?
– Дадут еще кого-нибудь на усиление.
– А кого еще-то? Окулиста или ЛОРа? Инфекционисту Александре Алексеевне возраст не позволяет по домам бегать, подростковый врач с пожилыми людьми общаться не может. Ее лет пять назад попробовали в эпидемию послать на участок, так сразу же столько жалоб посыпалось...
– Почему?
– Вы слышали, как Галина Григорьевна с подростками общается? «Встань! Повернись! Раздевайся! Одевайся! Помолчи, не мешай!» Подростки это еще терпят, а вот взрослые на такое обращение реагируют крайне негативно... Кардиолога если послать – так она на второй день больничный возьмет, эндокринолога – нельзя, она у нас незаменимая. Вот и остаются для усиления одни заведующие отделениями, мы с Татьяной Ивановной. Ну а уж когда совсем невмоготу, то сажают на машину Пахомцеву и вперед! Скорость у нее невероятная, хоть пятьдесят вызовов дай, к семи вечера все переделает! У вас вчера никаких чепэ на вызовах не было?
– Никаких, Ирина Станиславовна. Прикол был – одна дама предлагала расплатиться за больничный любовью, – улыбнулся Данилов.
– Какой адрес? – сразу же спросила Воскресенская. – Я таких беру на заметку.
– Белополянская, девять, дробь четыре, квартира двадцать, – вспомнил Данилов.
– А-а, Коноплянникова... – вспомнила заведующая. – Эту я знаю, ее вся поликлиника знает и весь район... На Белополянской в доме семь-один, квартира четырнадцать есть еще одна красавица по фамилии Рябоконь, имейте в виду. Она часто вызывает на дом с похмелья. Упаси бог с ней связаться, – Воскресенская улыбнулась. – Джамшид Шарифович не устоял перед ее обаянием, так от нас с Пахомцевой получил как следует за то, что выдал больничный, и две недели к Сабурову на промывания ходил.
– Я устою, – пообещал Данилов. – Можете не волноваться.
Воскресенская открыла одну из карт, принесенных Даниловым, прочитала оставленную им запись и одобрительно сказала:
– Пишете вы хорошо, разборчиво и по делу. Статталоны уже написали?
– Да.
– Тогда идите работать, я вас больше не задерживаю. Да, кстати, такой совет, вернее – маленькая хитрость на время эпидемии. При ангине положено делать два актива подряд...
– Я в курсе.
– На первый идите, и если там все хорошо, то завтра просто позвоните и узнайте, как дела. Если – нормально, то и ходить незачем. Но в карте запись о посещении должна быть...
С актива к «будущему золотому голосу России» Данилов и начал.
– А, это опять вы, доктор! – Данилову показалось, что отец Машеньки даже обрадовался его приходу. – Заходите. Мы вчера приглашали специалиста из Центра оториноларингологии, и он одобрил назначенное вами лечение.
– Я счастлив, – ответил Данилов, снимая куртку.
– Вы уж извините, что я вчера приставал к вам с расспросами...
– Ничего страшного, я понимаю ваше состояние.
– А последний вопрос можно?
– Можно, – разрешил Данилов, проходя в ванную.
– В Учкудуке нет медицинского института. Я смотрел в Интернете...
– Да в Москве я учился, – улыбнулся Данилов. – И родился в Москве. И всю жизнь работаю в Москве. Только вот таких прицельных расспросов я не люблю и, собственно, отвечать на них не обязан. Если я официально работаю в медицинском учреждении, то это означает, что я обладаю всеми требуемыми знаниями и навыками.
– Да-да, совершенно верно, – смутился отец Машеньки...
Следующий вызов был к пенсионерке, инвалиду второй группы. Причина шаблонная – выписать лекарства, ну и заодно измерить давление. Когда Данилов дописывал последний рецепт, пациентка вдруг спросила:
– Доктор, а можно я вам подарочек сделаю?
– Нельзя, Вера Федоровна, – ответил Данилов, не отрываясь от дела. – Подарочки здесь совершенно излишни.
– Я не о бутылке говорю, – Вера Федоровна, кажется, слегка обиделась. – Я имею в виду хороший подарок, которого вам хватит до конца жизни.
– Все равно не надо, только скажите мне, о чем шла речь? Вы меня просто заинтриговали.
– Я лучше покажу!
Вера Федоровна открыла левую дверку трехстворчатого полированного шкафа, стоявшего в комнате, и достала оттуда сложенный в несколько раз отрез белой материи.
– Вот, это простыня, которой нет сноса!
Данилов пощупал уголок простыни. Материя и впрямь была плотной, хоть палатку из нее шей.
– Вы не думайте, доктор, они у меня непользованные. Тридцать лет лежат, ждут своего часа.
Почтенный возраст ткани выдавала легкая желтизна.
– Чистый хлопок! У меня все по полным гарнитурам, как полагается – простыня, пододеяльник, наволочка...
– Спасибо огромное, но у меня достаточно постельного белья. Кстати, а что за материя, никогда такой не встречал?