— Пришел, значит? — спросил Дед.

— Пришел, — отозвался Шестаков, попыхивая короткой трубкой.

— А Москва, говоришь, стоит?

— Угу, стоит, паря.

— Ну, то-то!

Минут пять они молчали, громко прихлебывая горячий чай. Выходя из-за стола, Дед сказал:

— Ты смотри, дорогой: сильно не зазнавайся... В случае чего — дай знать. На майские праздники приезжай...

Капитан Шестаков по какому-то делу задержался в избе, а мы с Василием Васильевичем вышли проводить Деда. Кивнув на окно, Дробышев сказал:

— Редкой души человек! С таким командиром воевать не страшно.

Симпатией к Шестакову проникались все, с кем ему доводилось встречаться: руководители Дятьковского района, командир армейской бригады, действовавшей в тылу врага, майор Георгий Иванович Орлов, командир Жуковского отряда Ефим Михайлович Воробьев, командир и комиссар Рогнединской партизанской бригады Г. В. Мальцев и И. И. Мураль... Надо сказать, что вообще «московский» отряд пользовался добрым расположением партизан и местного населения.

Буквально на второй день после перехода линии фронта в отряд заявилась группа молодых рабочих поселка Ивот, расположенного близ Дятьково, и стала осаждать командира и комиссара просьбами принять их в наши ряды. Но у нас нужды в людях пока не было, и Шестаков при всей его доброте вынужден был отказывать новым [152] добровольцам. Исключение он сделал для тех, кто когда-то активно содействовал медведевскому отряду. Были приняты Михаил Шурупов, Николай Башкиров, Павел Баранов, Сергей Дворецкий и несколько юных патриотов — Коля Курлапов, Толя Званский, Вася Горохов, Порфирий Кондрашов, Польгуев. Зачислили в отряд и пять девушек — Аню Польгуеву, Лиду Кузовкову, Катю Снежкову, Зину Маркину и Люсю Соловьеву. Почти всех новичков включили в разведку, поскольку они хорошо знали свои родные места.

Вскоре к Шестакову заявился наш неугомонный Бум-бум — Николай Садовников. С ним пришли еще три человека.

— Привел пополнение, товарищ командир, — скороговоркой выпалил он, кивнув на своих спутников.

Самый молодой из них, со смуглым широким лицом, так походил на Николая, что командир сразу догадался, в чем дело.

— Сколько же лет твоему брательяику? — спросил он.

— Ильке-то? — смущенно переспросил Николай. — А чего там лет? Два пуда есть, — значит, под ружье годится. Да вы не бойтесь, товарищ командир: за Ильку я больше, чем за себя, ручаюсь!

Командиру понравился Илька Садовников, и, наверное, прежде всего своей молчаливостью.

К словам старшего брата он не добавил ни слова. А такие «собеседники» — сущий клад для Шестакова.

А Николай уже подталкивал к командиру другого парня, ничуть не похожего на «садовниковокую династию».

— Это тоже брательник, только двоюродный, — тарахтел он. — Но и его обязательно надо принять в отряд. Он страсть какой отчаянный!

Белобрысый Николай Соколов смотрел на Садовникова-старшего влюбленными глазами. Чувствовалось, что он готов пойти за ним в огонь и воду. В тот момент никто из нас, конечно, не думал, что эта «отчаянность», поощряемая Бум-бумом, через два дня приведет Соколова к печальному концу.

Третий парень, пришедший с Николаем Садовниковым, был невысокого роста, с рябоватым лицом. Держался он степенно и все время пристально наблюдал за командиром и начальником разведки. Когда очередь дошла [153] до него, он встал по стоике «смирно» и по-военному отчеканил:

— Лейтенант Красной Армии Григорий Харитонович Софонов. Оставлен разведкой десятой армии для работы в тылу врага. В последнее время связь нарушилась, и я пришел сюда, чтобы восстановить ее.

Николай Садовников удивленно уставился на него и еще менее разборчиво, чем обычно, пробормотал:

— Вот те раз! А я-то думал, что ты к моей сеструхе Таисье в блиноеды пристраиваешься, значит, ко мне в зятья... Как будущего родственника я и привел тебя к командиру.

Но Шестакову и Рыкину после доклада лейтенанта стало не до шуток. Отправив Садовникова вместе с его «брательниками» в подразделение, они попросили Софонова подробнее рассказать о себе и о своих делах. Григорий Харитонович обо всем доложил кратко, но обстоятельно. Этим он и понравился командиру.

— Моим последним заданием, — заключил Софонов, — было организовать разведку аэродромов: в первую очередь Сещенского, как основного, а затем запасного — в Олсуфьево.

Василий Васильевич метнул быстрый взгляд на Шестакова и, с любопытством разглядывая лейтенанта, спросил:

— И что вы успели сделать?

— Устроился жить у кохановского старосты Никшова. Как родственник...

— Вы его родственник?

— Нет. Просто договорились так. После он как своего родственника устроил меня работать на аэродроме...

— И что же?

Софонов едва заметно передернул плечами:

— Толку в этом оказалось мало!

— Почему?

— Сведения я добывал хорошие, иногда удавалось узнавать, когда прибывают новые самолеты... А вот передавать данные было трудно: немцы не разрешали отлучаться с аэродрома, следили за каждым шагом.