Я отошел от окна, лихорадочно соображая, что делать. Выдвигать обвинение против человека только из-за того, что он прохаживается под твоими окнами, глупо — а вдруг он окажется обыкновенным поэтом в поисках своей музы? Как я буду потом оправдываться? И все же нельзя исключать возможности, что в мою квартиру попытаются проникнуть. Сидя в темноте, я пытался придумать выход из создавшегося положения. Если человек на улице — мой преследователь, то, скорее всего, дело обстоит так: Смит связался с ним по телеграфу и приказал следить за мной и моим домом; караульный занял позицию уже после того, как я отвез чемоданы на почту, и теперь вел наблюдение, дожидаясь прибытия самого Смита. Вполне возможно, что члены секты не захотят привлечь к себе внимание, устроив «инцидент», и потому вряд ли станут открыто врываться в мою квартиру — пока не сочтут, что другого пути у них нет.

Я прождал до полуночи; только когда улица опустела и мой караульный куда-то исчез, я отважился лечь в постель.

В ту ночь я увидел свой второй сон, который оказался еще более удивительным, чем первый, хотя его смысл я понял лишь спустя некоторое время. Как и первый сон, я записал его во всех подробностях. Вот он:

Сон начался точно так же, как предыдущий.

Передо мной появляется седовласый мужчина в темных очках. На этот раз его окружает что-то вроде дымки. За спиной мужчины виднеются смутные очертания какого-то огромного здания. Трудно сказать, вижу ли я здание изнутри или снаружи; между головой старика и кладкой стены я различаю что-то вроде массивного каменного стола. Здание имеет очень странную форму — я таких никогда не видел: это громадный каменный зал с крестовыми сводами, едва различимыми в полумраке; я вижу гигантское круглое окно и колоссальные монолитные колонны, рядом с которыми голова старика кажется совсем крошечной. Вдоль стен тянутся книжные полки, на которых стоят гигантские фолианты; на их корешках видны странные иероглифы. Постепенно из темноты, в которую погружен этот чудовищный гранитный зал, начинают проступать огромные выпуклые блоки, плотно пригнанные к таким же огромным вогнутым блокам; я вижу странные резные фигуры, расставленные по всему залу. Пол мне не виден, как, впрочем, и нижняя часть тела старика.

Он просит меня быть очень внимательным.

Вновь появляется знакомая мне улица. Я узнаю ее сразу — это улица в городе Начес, штат Миссисипи, где я занимался исследованиями до того, как посвятил себя изучению креольской культуры. Я иду по улице, но меня как будто никто не замечает. Впереди я вижу здание почты; я вхожу. Работники заняты своими делами, на меня никто не обращает внимания.

Вдруг происходит нечто странное. Полки, на которых лежат письма, приготовленные к отправке, исчезают, словно растворяясь, и я вижу толстый конверт. На нем стоит мое имя; я узнаю дедушкин почерк. Судя по марке, письмо отправлено из Лондона за день до гибели моего деда. Мне все становится ясно. Письмо вместе с открыткой из Парижа было отправлено в Начес, откуда их переслали в Новый Орлеан, где я работал в то время, однако письмо каким-то образом затерялось и с тех пор так и лежало на почте.

Я снова слышу голос старика в черных очках. Он просит меня не пропустить ни единого слова.

«Мистер Бойд, — дружелюбно, но торопливо говорит он, — сделайте все так, как я скажу. За вашей квартирой следят. Завтра приедет мистер Смит, видеться с которым вам вовсе не обязательно. Завтра же соберите все необходимое и съезжайте с квартиры; выходя из дома, проверьте, нет ли за вами слежки. Уезжайте в Начес. Там сходите на почту и заберите письмо; это письмо вашего деда, оно поможет вам в ваших дальнейших действиях — если, конечно, вы не передумаете. Ни в коем случае не потеряйте его».

Голос затихает, и старик исчезает.

Теперь я уже ни секунды не сомневался в том, что должен верить своим странным снам. Проснувшись утром, я уже знал, что письмо моего деда затерялось на почте в Начесе и что я — следуя инструкциям моего наставника — должен немедленно отправляться в Начес, чтобы забрать письмо и в точности выполнить все распоряжения деда.

Мне было бы любопытно повидать Джефета Смита, но я прекрасно понимал, что, убедившись в моем нежелании расставаться с бумагами, он не оставит меня в покое, и мне потом будет втрое сложнее, а то и вовсе невозможно избавиться от его преследования. На следующий день я даже с какой-то неохотой ушел от слежки — ибо за мной действительно следили; в этом у меня не осталось и тени сомнения. Тип, который меня преследовал, был отвратителен — широкоротый, узколобый и почти что безухий, его глаза были практически лишены век, а кожа свисала грубыми жесткими складками. Уйти от него мне удалось играючи — применив старый как мир прием, когда входишь в одну дверь дома, а выходишь в другую.

Прибыв в Начес и зайдя на почту, я объяснил, что приехал из Нового Орлеана, чтобы разузнать о письме, которое должно было мне прийти; я так долго и настойчиво упрашивал служащего посмотреть, не завалилось ли оно за какой-нибудь ящик, что тот сдался и пошел выполнять мою просьбу. Разумеется, письмо было найдено и с извинениями отдано. К этому времени я давно перестал удивляться, откуда мне известно о письме и мистере Смите; мне уже было ясно, что мои сны приобрели свойство не просто сбываться, а рассказывать обо всем, что происходило со мной или должно было произойти; меня удивляло только одно — откуда у меня появилась эта особенность.

Впрочем, взяв в руки письмо, я тут же забыл о своих мыслях. Одного взгляда на этот документ было достаточно, чтобы понять, как важен он был для моего деда и как важен теперь для меня; дед писал письмо в явной спешке и большом напряжении — видимо, и он к тому времени понял, что за ним следят, а может быть, даже предчувствовал свою близкую смерть.

«Мой дорогой племянник, — писал дед чуть более крупным почерком, чем обычно, — я чувствую необходимость предпринять шаги, которые могли бы привести к успешному завершению моего долгого расследования даже после моей смерти, ибо я уже не сомневаюсь, что за каждым моим шагом день и ночь следит кто-то из Глубинных жителей. Недавно я внес дополнительное распоряжение в свое завещание, согласно которому все мои бумаги должны быть отправлены тебе вместе с небольшой суммой, которую я также передаю тебе независимо от того, продолжишь ты мое дело или нет. Спешу пояснить, о чем идет речь.

Какое-то время назад, вскоре после ухода из Гарварда, я наткнулся на одну чрезвычайно любопытную и редкую книгу под названием “Некрономикон”, написанную арабским автором по имени Абдул Альхазред и посвященную древним верованиям, культам и обрядам, которые на первый взгляд как будто согласуются с известной всем историей сотворения мира. Однако по ходу чтения у меня возникли совершенно иные ассоциации. Дело в том, что я неоднократно находил подтверждения тем странным и необъяснимым вещам, о которых многие столетия назад было написано в книге. Тогда я решил изучить этот вопрос более подробно — сам знаешь, как иногда бывает с вышедшими в отставку преподавателями. Лучше бы я этого не делал!