Он снова, но уже по-новому теперь, взглянул на комнату. Он понял вдруг, что его удивило.

Да! Все в ней опять стояло по-старому, так, как ему всегда нравилось. До всех этих перестановок, затеянных потом его женой. Все было опять на месте. Даже кошка!

Он подошел и тихонечко погладил ее. Зверь довольно заурчал. У Тарских даже слезы на глаза навернулись. «Прости меня, Машка! — ласково сказал он. — Лучше бы я эту суку тогда кому-нибудь отдал».

Он догадался уже, что это он опять спит. Это у него сон такой, сложный и многослойный. Что ему снится, что он все время просыпается. А на самом деле он все спит, спит и спит. И сколько еще проспит — неизвестно. Бутылка коньяка — это все-таки, что ни говори, прилично. Да еще и без закуски к тому же.

Он с грустью огляделся, словно прощаясь навсегда со своим прошлым, стараясь запомнить, удержать все в памяти! Еще раз потрепал слегка по голове кошку и прошел в спальню. На кровати кто-то спал. Это опять была его жена!

Вернее, пока еще только невеста. Робкая, юная, нежная и горячо и пылко его любящая. Со всей необузданной страстью, на которую только способна молодая девушка, питающаяся до этого несколько месяцев одними только чебуреками. И у которой вдруг забрезжила теперь надежда начать, наконец-то, кушать нормально и по-человечески!

Тарских смотрел на нее и вспоминал, горько усмехаясь, все их ближайшее будущее. Эти их следующие два года. Вплоть до вчерашнего дня. «Извини, Костя!.. Я много думала!..»

Н-да... Все-таки все эти провинциальные завоеватели и завоевательницы вселенной... Приезжающие из своих урюпинсков с тремя рублями в кармане покорять столицу. Все эти наши доморощенные ломоносовы и есенины... — он вздохнул и сделал несколько шагов вперед. — Есть уже что-то в их психологии изначально глубоко порочное, ущербное и безнравственное. Изначальная готовность просто подороже продаться. Готовность идти по судьбам, по головам, переступить через всех и все! Ради достижения собственных целей, — он опять вздохнул и остановился. — Особенно это касается женщин. Девушек. Им некуда отступать и нечего уже терять. Все давно потеряно по дороге. «Пробиться!!! Добраться, дотянуться до заветного куска, а там уже вгрызться, вцепиться зубами, ногтями, руками и ногами и удержать его любой ценой! Любой!!» — вот жизненное кредо любой предприимчивой провинциальной барышни. И если для этого потребуется бросить, предать — она сделает это, не задумываясь. Слишком уж тяжело все ей досталось, слишком уж дорого пришлось заплатить. Чтобы вот так вот просто теперь расстаться. Ради каких-то там моралей. Нет!

А Вы сами в нашем Урюпинске жили? Вот поезжайте и поживите. Я лично туда возвращаться не собираюсь.

На что она, собственно, рассчитывает, такая вот девица, отправляясь в столицу? Денег у нее нет, жить ей не на что. И, тем не менее, как-то жить она ведь собирается! Как? Единственный ее реальный капитал — это она сама. Ее тело, ее молодость, ее красота. Вот и все! Вот и весь ее нехитрый секрет, — Тарских смотрел и смотрел на мирно спящую на его кровати девушку. —

Маленькая хищница. Родившийся на урюпинской помойке крысенок, мечтающий вырасти в льва. В светскую львицу. К сожалению, в урюпинсках не водится львов. И уж тем более львиц. Одни только крысы.

Тарских ущипнул себя за руку. Боль была резкой.

А что, если это все-таки не сон?! — пришло вдруг ему в голову. — А вдруг??!!

Он помедлил немного в нерешительности, потом осторожно присел на край кровати и стал ждать. Пока кто-нибудь из них двоих ни проснется. Либо он, либо она. Либо она, либо он.

Господи! Дьявол! Бог, черт, кто угодно!! — принялся страстно молиться он про себя. — Если есть кто-то Высший, сделай так, чтобы это был не сон!! Ну, пожалуйста, сделай! Ну, пожалуйста!..

Спящая зашевелилась. Тарских замер. Женщина открыла глаза.

А ведь, если это не сон, и тот высший суд действительно был, так ведь и она, наверное, тоже из будущего? И тоже должна все помнить! — неожиданно сообразил Тарских, с острым, болезненным любопытством вглядываясь в лицо своей бывшей-будущей супруги.

— Это... ты?.. — неуверенно пробормотала та, как-то растерянно оглядываясь.

— Слушай! — вместо ответа доверительно улыбнулся ей Тарских и слегка подмигнул. — Я, кажется, понял, наконец, почему некоторые дамочки так не ладят с кошками.

— И почему же? — медленно поинтересовалась лежащая на кровати женщина, тоже изо всех сил пытаясь улыбнуться. Лицо ее стремительно бледнело!

— Потому что кошки не любят ни крыс, ни сук, — пояснил Тарских и расхохотался. — Они их сразу чуют. Одевайся!.. — сквозь смех приказал он и махнул рукой. — Одевайся! — небрежно повторил он, продолжая смеяться. — Одевайся!!

* * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Извлечет ли тот мужчина пользу из полученного урока?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Нет. А какую он может извлечь тут пользу? Не любить больше никого? Ведь если любишь, значит, доверяешь. И, следовательно, тебя могут снова обмануть и предать.

Опыт никогда не спасает от беды. Никого! Ни мужчин, ни женщин. Никого!

И настал шестьдесят пятый день.

И сказал Люцифер:

— Истинная добродетель крайне редка. Обычно добродетель — это всего лишь страх наказания.