— Того, кто много целуется, в Японии мы называем kissama, — сказала она серьезно.

В парке Йойоги блуждала бездомная домашняя птица, это отвлекло меня на некоторое время.

— Поехали в гостиницу и снимем всю нашу одежду, — смело предложил я.

— Возможно, как-нибудь, — сказала она, улыбаясь. — Но не сейчас.

Мы шли в тишине. У входа в подземку я сказал «до свидания» Саре. Она сказала, что позвонит.

Я повернулся и пошел обратно по улице Харадзюку к Шибуя. Крошечные улицы были полны чудес в то утро. Магазин по обработке древесины, в котором солнце поймало единственным лучом света спешащие частицы пыли. Кот с колокольчиком, который звонил, когда тот бежал. Кофеварка, которая играла глупую мелодию пока я ждал свой кофе, капающий по капле. Монета в 100 йен на полу, которая обеспечила меня достаточным количеством денег, чтобы купить утреннюю газету. Чудеса.

На следующий день объявился Бэн. Он очень стеснялся того, что исчез вместе с девушкой. Он был очень романтичным в отношении женщин и не хотел, чтобы я подумал, что он был помешан на сексе или что-то подобное. Я сказал ему о моем приключении и на протяжении всего рассказа он ждал, что я скажу, как я сломал челюсть одному парню и дал коленом по роже другому. «Дело не в этом, — сказал я, — Патрик показал мне, что важнее всего расслабленность. Расслабленность в сочетании с бдительностью — это главное.»

Это был воскресный вечер. Мои колени все еще были в отвратительном состоянии. Мысль о том, что я добровольно придавлю всем своим весом две открытые раны на коленях, приводила в уныние, не сказать хуже. Впервые я серьезно задумался о том, чтобы бросить курс. К тому времени я стал одержим идеей о том, чтобы доводить все до логического конца, но дело выглядело мрачно, совсем не радужно. И еще маячила специальная летняя «тяжелая» тренировка ранним утром. Приключение предыдущей ночи было всего лишь отвлечением. Это была реальность, и я не знал, сколько еще могу выдержать. Я хлебнул из бутылки «Дикой Индейки», чтобы немного забыться. Бэн потянулся за бутылкой.

— Ты же не любишь виски, — сказал я.

— Люблю, — сказал он с хитрым видом. У Бэна был инстинкт туриста хватать все, что выглядит бесплатным.

— Когда оно закончится, оно закончится, — сказал я нравоучительно. — И тогда нам останется только разделить боль друг друга. Дай сюда.

Сара не звонила, но, возможно, я был сбит с толку этим обещанием. Теплота от выпитого виски начинала давать о себе знать.

«Ты не знаешь, сколько стоит эта дрянь?» — спросил я Бена.

Телефон зазвонил.

Это была не Сара. Это был Пол. Странное бредовое чувство пришло ко мне.

Пол говорил официальным тоном.

— Есть плохие новости. Канчо-сенсей умер. Он скончался сегодня рано утром. Нельзя сказать, что мы не ожидали этого раньше или позже, но это до сих пор шок.

— Да, — я придал своему голосу обеспокоенности. — Как ужасно, я имею в виду, какое жуткое дело.

— Да, ну, такое случается. Додзё будет закрыто, конечно, на неделю. От сеншусеев ожидается посещение похорон в четверг.

Я еще несколько раз выразил соболезнования и отключил телефон. Я сделал победный удар кулаком в воздух. Потом проверил, что телефонная трубка лежит на телефоне.

— Да! — заорал я. — Да! Да! Да!

— Он умер, правда? — сказал Бэн.

— Да! Да! Да!

— Сколько дней отдыха?

— Одна целая чудесная… неделя! Да!

Мы схватили друг друга и закружились в победном танце по кухне.

— Время выпить еще виски.

— Не виски — неси шампанское!

Я прошел мимо фонаря Канчо по пути на станцию. Возможно, с годами здесь должна быть прикреплена табличка во славу жизни великого мастера боевых искусств. Хотя и много путешествовал за свою жизнь, он родился в 1916 году именно в том же районе, где и умер через семьдесят девять лет. Его отец был состоятельным доктором и в собственном доме построил додзё, чтобы местные люди могли там заниматься дзюдо. Доджо назвали Ёшинкан, что означало «место культивации духа».

Канчо ценил семейный подход, поэтому, когда он основал собственное додзё и начал обучать полицейских и мирных граждан смертоносному искусству, которое он знал, он продолжил использовать название Ёшинкан. В течение почти четырех десятилетий он продолжал учить, и теперь, когда он умер, никто достаточно не представлял, кто получит мантию мастера. Канчо не оставил никаких конкретных распоряжений, так что выстраивалась борьба за власть, в основном между Чида-сенсеем и сыном Канчо, Шиодой-младшим. Я знал, что на похоронах ведущие учителя предстанут перед миром единым фронтом, но уже после в додзё пошли слухи о возможном расколе на две фракции.