Тогда Татэкава попытался изобразить несправедливо обиженного: «Международная обстановка развивается в пользу СССР и нет ничего удивительного в том, что СССР хочет этим воспользоваться. Однако он считает, что когда говорится о продаже Курильских островов, то это является слишком большим требованием. Вам, видимо, кажется, продолжает Татэкава, что Япония, ведущая длительную войну с Китаем, истощена и поэтому должна делать уступки. Действительно, Япония до некоторой степени истощила свои силы <это признание в устах посла, тем более отставного генерала, многого стоит. – В.М.>, но теперь взялась за создание новой структуры и восстановление своих сил вопреки Вашим ожиданиям, и к тому же он полагает, что и Чан Кайши также пойдет навстречу Японии». Последняя фраза прозвучала для Молотова особенно комично: он-то точно знал, что Чан Кайши ни на какие уступки не пойдет, потому что этого просто не допустят США и Великобритания при явном согласии Москвы.

Татэкава оказался в тупике. Нарком решил «помочь» ему, напомнив, что вопрос об «утерянных» территориях сейчас не ставится. «Сейчас актуальным вопросом т. Молотов считает вопрос о ликвидации нефтяной и угольной концессий, считая этот вопрос выгодным для обеих стран, и в результате чего Япония ничего серьезно не теряет, а советская сторона обязуется поставлять нефть в тех же количествах, в каких Япония добывает сейчас… Далее т. Молотов говорит, что он считает, что международная обстановка складывается одинаково благоприятно как для СССР, так и для Японии, особенно если Япония и СССР найдут общий язык и установят взаимное понимание».

Собеседники расстались в ожидании ответа из Токио, но никаких иллюзий у Молотова не было. 22 ноября он кратко телеграфировал Сметанину: «Беседа показала, что пока с нашими переговорами ничего не выходит. Мы, во всяком случае, подождем, ускорять события не имеем желания». В эти дни Сталин и Молотов готовили контрпредложения Гитлеру, рассчитывая если не на их принятие, то, по крайней мере, на продолжение диалога. Они видели себя на коне и не желали идти на уступки – по крайней мере, первыми, но к «торгу» были готовы.

«На всякий случай» в тот же день заместитель наркома С.А. Лозовский сообщил советскому полпреду в Чунцине А.С. Панюшкину: «Думаем послать в помощь китайцам авиацию и артиллерию и также бензин… Договоритесь об этом лично с Чан Кайши в конкретном порядке. Мы не знаем, нужны ли китайцам также ручные и станковые пулеметы. Если нужны, можем послать». [600] На фоне переговоров с Японией это выглядело, прямо скажем, не вполне честно, но не стоит забывать о таком нюансе: Чан Кайши покупал советское оружие прежде всего на американские деньги, попадавшие таким образом в Москву. А советско-американские экономические отношения в тот момент, как известно, находились в «точке замерзания».

Отправляя телеграмму Сметанину, Молотов, возможно, уже был знаком с сообщением полпреда в Турции С.А. Виноградова о его встрече с японским послом Курихара. Курихара был одним из лидеров «фракции обновления» и «правой рукой» ее лидера Сиратори; он занимал важные посты в центральном аппарате МИД (начальник Исследовательского и Азиатского бюро) и боролся за продвижение Сиратори в министры, а потому тоже считался «возмутителем спокойствия». Поэтому его удалили из Токио сначала в Бухарест, потом в Анкару. В начале разговора с полпредом Курихара «выразил надежду на то, что переговоры, которые ведутся в Москве <полпред отговорился, что ничего о них не знает. – В.М>, приведут обе договаривающиеся стороны к благополучным результатам». Посол говорил о враждебности США и Великобритании к Японии, но заметил, что «Америка, угрожающая вступлением в войну против нас, вряд ли в действительности пойдет на эту войну». «На мой вопрос, – продолжал далее Виноградов, – заданный в ироническом тоне <по-другому, видимо, никак нельзя; ох, уж эта привычка советских дипломатов к перестраховке! – В.М.>, имеет ли Япония уже какие-либо результаты от тройственного пакта, посол ответил, что Япония пока еще нет, «для этого необходимо заключить некоторое соглашение с Вашей страной». Далее он намекнул на то, что сейчас идет работа над расширением тройственного пакта. На мое ироническое замечание, что, по-видимому, эта работа по расширению пакта представляет трудности, так как мир уже заранее поделен между тремя его участниками, японец, смеясь, заявил, что для СССР оставлена вся Центральная Азия с Афганистаном, Индией и Персией». [601]

Относительно предполагаемой реакции Токио Молотов не ошибся. Следующий разговор с Татэкава 13 декабря, посвященный в основном вопросам рыболовства, прошел на повышенных тонах. Нарком умел быть резок и даже груб. «Т. Молотов подчеркивает, что если Япония думает оставить без изменений на веки вечные Портсмутский договор, на который в Советском Союзе смотрят так же, как в Западной Европе смотрят на Версальский договор, то это является грубой ошибкой… О принятии предложения, сделанного Татэкавой, не может быть и речи».

Что именно вызвало столь резкую реакцию? Неуступчивость Токио, которую нетрудно было представить заранее? Отсутствие ответа из Берлина, которого ждали уже почти месяц? Задержка встречи Деканозова с Гитлером, которой в Москве придавали преувеличенное значение? Во всяком случае, в тупик зашли не только переговоры о пакте, но советско-японские отношения в целом, несмотря на то, что Мацуока периодически приглашал к себе Сметанина для малосодержательных, но зато «задушевных» бесед. [602] Поговорить министр любил – были бы собеседники! Сейчас Москва дала понять, что ждет от Токио радикальных решений. Беседы Молотова и Лозовского с Татэкава по текущим вопросам, состоявшиеся в канун Нового года 27, 28 и 30 декабря, четко показывают это.

Тогда Мацуока решил действовать сам. Сначала он сменил посла в Берлине, назначив на этот пост «проверенного» Осима вместо непопулярного у нацистской верхушки Курусу. 3 февраля на заседании координационного комитета правительства и императорской ставки он представил вниманию руководства страны «Основные принципы ведения переговоров с Германией, Италией и Советским Союзом». Предлагаемая программа действий ставила главной целью заключение четырехстороннего пакта со следующими позициями в отношении СССР: