Всадники оказались катафрактами Ганнибала. Подскакавший первым соскочил с коня и обеспокоенно опустился на землю.

— Оретаны! — его голос сорвался на крик, — Они выступили против нас вместе с веттонами! Среди лазутчиков оказались изменники!

Из сбивчивого рассказа выяснилось, что всадники Ганнибала случайно обнаружили основные силы оретанов, собирающихся атаковать оба крыла войска Гамилькара. Гадзрубал, задавая короткие наводящие вопросы, почти сразу же понял, что уже бесполезно посылать гонцов к стратегу. Они почти наверняка будут захвачены оретанами.

— Ганнибал попытается пробиться к переправе, — катафракт закончил рассказ и выжидательно посмотрел на Гадзрубала.

— Немедленно отправляйтесь в сторону Тагго, — приказал пун окружавшим его начальникам отрядов. — Здесь оставьте только служителей обоза и охрану. Мы движемся за вами.

Он махнул рукой, отпуская их, и повернулся к катафрактам:

— Немедленно скачите к Магарбалу. Он на северном склоне Черной горы. Пусть тут же снимается и идет к нам на помощь. Лошадей смените в промежуточном лагере.

Как выяснилось позднее, предупрежденные лазутчиками-предателями веттоны успели хорошо подготовиться к нападению. Черные дымы костров уже медленно поднимались в бледно-голубое небо. Брошенные в атаку слоны замерли в испуге. Кочевники пытались прижечь им хоботы пучками горящей травы. Гигантские животные, наверное, повернули бы назад и разметали ряды воинов Гамилькара, если бы «индийцы» не заставили их разбежаться по степи. Затем на пехотинцев волной накатились конные веттоны. Прикрывая свой пеший строй, навстречу им выбежали лучники.

— Стреляйте в коней! — крикнул им Гамилькар.

Воздух наполнился звоном тетивы и шелестом пускаемых стрел. Многие кони оретанов зашлись в предсмертном визге. К лучникам присоединились пращники, бросавшие камни с такой силой, что они пробивали панцири. Но веттоны быстро воспрянули духом и рассыпались по степи, потом снова собрались в кучу и смяли немногочисленную легкую пехоту стратега. Теперь перед его тяжеловооруженными воинами встала сплошная стена оскаленных лошадиных морд, сверкающих фалькат, маленьких, переплетенных сухожилиями щитов и свирепых лиц под шапками длинных спутанных волос. Веттоны обрушили на пехотинцев поток дротиков и затем, размахивая фалькатами, врубились в их ряды. Многие прямо из седел прыгали на вражеских воинов, валя их на землю. Тяжеловооруженная пехота медленно отходила, оставляя груды трупов. Благодаря умелым и решительным действиям Гамилькара отступление не превратилось в паническое бегство. Сам стратег кружился на темно-буром иберийском жеребце в самой гуще кровавой сечи, ловко отбиваясь мечом от наседавших веттонов. Он уже сбил с коней несколько всадников. Рядом молниеносно вертел мечом такой же рослый и широкоплечий, как отец, Магон. Прошедший отличную военную выучку, он ухитрялся одновременно прикрывать щитом то голову, то грудь, то бок Гамилькара. Но кочевники, обладая превосходством в силе, напирали все сильнее, постепенно оттесняя противника к береговому обрыву.

На южном берегу Тагго был раньше построен настоящий лагерь. Но добраться до него можно было, только переправившись через не слишком широкую, но именно возле брода довольно бурную реку. Все ее русло было усыпано огромными валунами, а чуть ниже переправы образовался каменный клык порога, о который с ревом разбивались и пенились тугие струи воды.

Бледный, с черными кругами под глазами Гадзрубал, с трудом сдерживая плясавшего под ним вороного коня, непрерывно отдавал приказания. Следуя им, солдаты отважно бросались в воду или переходили на другой берег, прыгая по скользким камням порога. Некоторые падали с них и гибли, уносимые быстрым течением мутной темной реки. Другие добирались до северного берега и, встав плечом к плечу, бросались на веттонов. Рядом с Гамилькаром и его младшим сыном появился огромный, обнаженный до пояса воин с необычайно широкими плечами. При каждом взмахе его длинного меча на груди и руках перекатывались тяжелые бугры мускулов. Удар за ударом обрушивал он на оретанов, которые уже через несколько минут бросились от него в разные стороны, как от разъяренного льва.

Антигон застыл в оцепенении, воспринимая все происходящее как дурной сон, и очнулся, лишь когда вернувшийся от Гамилькара катафракт оттолкнул его.

— Через полчаса… — гонец жадно, со всхлипом втянул в себя воздух, — Ганнибал клином разбросает веттонов. Но оретаны уже близко.

Гадзрубал ничего не ответил. Антигона поразило бесстрастное, даже равнодушное выражение его лица, за которым, как догадался грек, скрывалась полнейшая растерянность. И тогда, осененный сверкнувшей в голове как молния мыслью, он закричал:

— Дай мне слонов!

Гадзрубал кивнул, и Антигон, запрыгнув на коня, послал его вниз по течению туда, где шестнадцатилетнему среднему сыну стратега удалось сделать почти невозможное. Он сумел собрать разбежавшихся слонов и переправить их через реку. Сумрачный, с посеревшим от усталости лицом, он сидел на большом камне и, завидев Антигона, не сумел даже приветственно поднять руку.

— Тигго? Ты здесь?

— Годятся еще слоны для боя? — что-то прикидывая в уме, срывающимся голосом спросил Антигон. — Если да, то обойди с ними лагерь — и вперед, на другой берег. Ганнибал скоро будет здесь, а потом оретаны. Попробуйте их задержать.

— Попробую, — вяло ответил Гадзрубал Барка и уже хотел было летать, но Антигон жестом остановил его.

— Подожди. Оставь мне пятерых. Я кое-что придумал.

Он напрягся и вдруг по-мальчишески подмигнул юноше.

По приказу Антигона несколько балеарцев перевязали прибрежные валуны веревками, и слоны, повинуясь крикам и легким покалываниям, поволокли огромные глыбы в реку. Тагго в этом месте довольно быстро обмелела, хотя вода просачивалась сквозь щели и дыры в запруде. Антигон велел ни в коем случае не убирать веревок и послал коня назад.