Профессор Йешаяху Гафни из Иерусалимского университета, ведущий исследователь эпохи Мишны и Талмуда, выдвинул в свое время интересное предположение. Он писал, что, судя по всему, центральное место в галахической литературе было отведено «Эрец Исраэль» лишь на относительно позднем этапе:

Перелом, по мнению Гафни, произошел лишь после восстания Бар-Кохбы в 135 году н. э. Из его рассуждений можно заключить, хотя сам он явным образом этого не делает, что после подавления восстания новый, неординарный термин «Эрец Исраэль» — «страна Израиля» — становится употребительным наравне с более древними и известными именованиями, такими как «Эрец Ханаан» — «страна Ханаан» или «Эрец Йехуда» — «страна Иудея».

Иерусалимский исследователь постоянно подчеркивает: ввиду постоянного укрепления влияния и престижа вавилонской еврейской общины, что угрожало гегемонии остававшихся в Иудее раввинов, «Эрец Исраэль» удостоилась совершенно новых, никогда ранее не существовавших суперлативов. Уже в Мишне появляются выражения: «„Эрец Исраэль“, священнейшая из всех стран» (трактат «Келим» 1: 6) или «„Эрец Исраэль“ чиста, и ее миквы [242] чисты» (трактат «Микваот» 8: 1). Иерусалимскому Талмуду оставалось только подтвердить эти установления (см. трактат «Шекалим» 15: 4) и добавить к ним свои собственные.

В Вавилонском Талмуде культ Святой земли продолжает укрепляться. Здесь появляются новые формулы: «Иерусалимский храм выше всей „Эрец Исраэль“, а „Эрец Исраэль“ выше всех [других] стран» [243] (трактат «Зевахим» 546); «Десять мер мудрости попали в мир, девять достались „Эрец Исраэль“, одна — всему [остальному] миру» (трактат «Киддушин» 496) — и т. д. и т. п.

Вместе с тем наряду с вышеприведенными формулами в Вавилонском Талмуде можно найти и совсем другие: «Точно так же, как запрещено перебираться из „Эрец Исраэль“ в Вавилонию, запрещено перебираться из Вавилонии в другие страны», и далее — «Всякий, кто живет в Вавилонии, — как бы живет в „Эрец Исраэль“» (трактат «Кетубот» та). Талмуд дает оригинальную интерпретацию «вавилонскому изгнанию» VI века до н. э.: «Отчего Израиль был изгнан в Вавилонию — из всех прочих стран? Потому что отсюда происходит дом его праотца Авраама… На что это похоже? На женщину, провинившуюся перед мужем. Куда он ее отошлет? В отцовский дом» (Тосефта «Бава Кама», 76). Сравнение «народа Израиля» с разведенной женщиной, вернувшейся в родительский дом, несомненно, не очень соответствует образу мучительного изгнания в чужую, неведомую страну.

Талмудические сочинения [и сопутствующие мидраши] содержат немало противоречий. Эти противоречия придают им — как, впрочем, и другим священным сочинениям — огромную силу. Поскольку разветвленная талмудическая литература является собранием начисто — насколько только можно вообразить — лишенных исторической достоверности документов, трудно точно установить, когда именно было сделано то или иное утверждение, равно как и когда жил раввин, его сформулировавший или обсуждавший. Впрочем, можно с некоторой осторожностью предположить, что по мере ослабления позиций иудейского вероучения в Иудее и его подмены христианством (судя по всему, в IV веке н. э.) стало возрастать значение Святой земли как священного центра; с этого момента духовное поклонение ей усилилось. Ведь, в конечном счете, именно здесь были окончательно отредактированы священные книги, сделаны основные пророчества.

Размеры объявленной священной территории не всегда ясны, но обычно она простирается от окрестностей Акко [244] на севере до линии, проходящей к северу от Ашкелона на юге, то есть заключена между двумя типичными языческими городами. На многие районы Ханаана галахическая святость страны не распространяется. Так, например, Бейт-Шеан и его окрестности, равно как и Кейсария и ее непосредственная периферия, не рассматривались Талмудом как часть «священной территории» из-за того, что в этих местах проживало слишком много «поклоняющихся звездам и созвездиям» [245] . Моше Вайнфельд, исследователь Библии и Талмуда, также из Иерусалимского университета, утверждал даже, что «готовность отказаться от определенных территорий в „Эрец Исраэль“ ради исполнения заповеди о раздаче подарков беднякам [последние имели право на урожай седьмого, саббатического года со всех земель, кроме священных] отражает концепцию, трактующую владение землей лишь как средство достижения высшей цели, то есть исполнения законов Торы, а не как самоцель» [246] .

В то же время территория «Эрец Исраэль» оставалась, с точки зрения составителей Галахи, областью применения специальных заповедей, «заповедей, связанных с [этой] землей», в том числе: зоной особого контроля за соблюдением правил ритуальной чистоты, зоной отделения специальных «священных» частей урожая и исполнения закона о саббатическом годе. Еврею в эту эпоху было чрезвычайно сложно заниматься сельским хозяйством, прежде всего земледелием, чтобы обеспечить себе пропитание — особенно если речь шла о галахической части «Эрец Исраэль». В III веке н. э. берет начало традиция захоронения в Святой земле иудеев, умерших в других местах, — как альтернатива жизни в ней. Поскольку, в соответствии с библейским повествованием, тела Яакова и Иосифа были привезены в Ханаан из Египта, захоронение в Эрец Исраэль было объявлено преимуществом, сулящим ускоренное получение льгот в загробном мире. Тела глав ешив и высокопоставленных членов заграничных общин, семьи которых могли позволить себе соответствующие расходы, перевозились для захоронения [247] в Бейт-Шеарим, а позднее — в галилейскую Тверию [248] .

Если и существовала какая-то особенная тяга, она относилась к городу (разумеется, к Святому городу) куда в большей степени, нежели к территории. Как несколько раньше у Филона, у мудрецов Мишны и Талмуда Иерусалим (или Сион) появляется в сотнях максим и интерпретаций. Присутствие в талмудической культуре Иерусалима гораздо ощутимее любого пространственного или территориального фактора, проявляющегося в основном лишь в контексте сельскохозяйственного законодательства. Уже упоминавшийся выше Моше Вайнфельд счел необходимым подчеркнуть, что даже если «страна» и сохраняла поначалу в иудаизме, в отличие от христианства, определенное значение в качестве реального физического явления, то «в конце эпохи Второго Храма произошла „спиритуализация“ понятия „страна“, равно как и понятия „Иерусалим“. Овладение страной интерпретировалось как обретение доли в будущем мире, по аналогии с Иерусалимом, интерпретировавшимся платонически как небесное царство, как „небесный Иерусалим“» [249] .

Поскольку со временем Вавилонский Талмуд стал абсолютно обязательной, всевластной книгой для большинства еврейских общин мира, он превратился в основной текст, изучаемый в ешивах. В самых различных еврейских кругах связь с «Эрец Исраэль» возникала и развивалась на базе талмудической интерпретации Ветхого Завета в значительно большей степени, нежели под впечатлением непосредственного чтения библейских книг. Каждая максима Талмуда стала священной, каждое его утверждение — обязывающим. Концепции изгнания и избавления, награды и наказания, греха и искупления были заимствованы из Галахи, хотя, разумеется, временами обретали весьма различные, непохожие друг на друга интерпретации.