Не только пустыня представлялась британским первопроходцам безлюдным пространством. Палестина за пределами святых мест также рассматривалась ими как оставленная населением территория, с нетерпением ожидающая прихода западных христиан, которые спасут ее от долгого запустения.

Неудивительно, что в таком морально-политическом климате широкая британская публика рассматривала колонизацию Палестины как в высшей степени естественный шаг. Однако Святая земля еще не принадлежала Соединенному Королевству — она была частью хрупкой Оттоманской империи. Поэтому когда в 80-е годы XIX века, вследствие еврейских погромов в России, началась, пусть в ничтожном масштабе, эмиграция еврейских поселенцев в Палестину, в Британии у нее немедленно нашлись сторонники. До этого христианские милленаристские фантазии Шефтсбери, равно как и иудейские религиозные мечты Монтефиоре, были совершенно бесплодными ввиду отсутствия человеческих субъектов, готовых их «одушевить». Евреи Британии, Франции, Германии или Италии находились на той или иной стадии культурного врастания в свои страны, поэтому идея перебраться в «страну праотцев», иными словами, на далекую периферию «культурного» мира, представлялась им совершенно неприемлемой. Однако теперь, в новых условиях, начал постепенно образовываться реальный базис для осуществления этих фантазий.

Подъем местного протонационализма в западных регионах Российской империи, включавших еврейскую «зону оседлости», создавал все возрастающее давление на огромную массу людей, говоривших на идиш. Обособленность этой большой религиозно-культурно-языковой общины порождала вспышки нетерпимости у соседей; царизм охотно эксплуатировал эту нетерпимость, умело превращая ее в открытый и агрессивный антисемитизм. Кроме того, происходивший в это время быстрый рост численности еврейского населения, не имевшего возможности перебраться через «черту оседлости», резко ухудшил экономическое положение еврейского социума; его жизненные условия стали совершенно невыносимыми. Под влиянием погромов, начавшихся в 1881 году [394] и продолжавшихся с перерывами вплоть до революции 1905 года [395] , началась массовая эмиграция евреев на Запад. По существующим оценкам, до начала Первой мировой войны Российскую империю покинуло около двух с половиной миллионов евреев. Многочисленные еврейские эмигранты стучались в двери государств Центральной и Западной Европы; добрались они и до американского континента. Усиление юдофобских настроений в ряде европейских государств напрямую связано со значимой еврейской эмиграцией. Она же «ответственна» за создание первых новых еврейских поселений в Палестине, равно как и за возникновение сионистской идеи и сионистского движения.

Эмиграция из Российской империи (а также из Румынии) вызвала нешуточную озабоченность многих еврейских организаций в Центральной и Западной Европе. Опасение, что прибытие на Запад большого числа «восточных» евреев приведет к усилению антисемитизма, побудило западных еврейских лидеров задуматься о том, каким образом можно было бы помочь «чужим» эмигрантам, одновременно избавившись от них. Однако в то время как еврейская община Гамбурга всеми возможными способами направляла эмигрантов в местный порт с тем, чтобы они продолжили свой путь напрямую в Соединенные Штаты, богатые общины Франции и Британии, стремясь решить проблемы, порождаемые огромным наплывом беженцев, искали для них какие-то иные маршруты. Барон Морис де Гирш (Hirsch), например, взявшись за это нелегкое дело, помог создать для беженцев поселения в Аргентине [396] . Барон Эдмонд де Ротшильд сделал то же самое в Палестине. Оба эти поселенческих предприятия, никоим образом не имевшие национального характера, быстро хирели, так что постоянно требовались новые денежные вливания, чтобы удерживать их на плаву.

В то время как сотни тысяч, даже миллионы евреев ехали на запад, нашлись эмигранты, среди них — несколько десятков молодых идеалистов, решившие в начале 80-х годов XIX века перебраться в Палестину. Тоненький ручеек этой эмиграции еще не имел большого практического значения; мало того, некоторые из этих людей позднее покинули Палестину и продолжили свои странствия и приключения на Западе. Тем не менее налицо было начало медленного и долгого процесса.

Интересно отметить, что одним из самых динамичных организаторов этой первой еврейской поселенческой кампании стал еще один, до сих пор не упомянутый, британский христианин. Лоуренс Олифант, дипломат, в прошлом член британского парламента, верил, как и многие другие, что иудео-христианская раса должна управлять Святой землей. Уже в 1880 году он опубликовал книгу «Страна Гилеад» [397] . Он полагал, что, поскольку так сложно приобрести землю в Палестине к западу от реки Иордан, будет проще и практичнее расселить евреев на ее восточном берегу. Для этого необходимо «всего лишь» изгнать проживавших здесь бедуинов. Что до арабских земледельцев, их следует разместить в «резервациях», точь-в-точь как индейцев в Северной Америке, а затем использовать в еврейских поселениях как рабочую силу. Запасшись рекомендательным письмом от Бенджамина Дизраэли, он встретился с оттоманским султаном, однако не смог убедить его поддержать план расселения евреев на восточном берегу Иордана. Его надежда добиться финансирования Британией строительства железной дороги через будущее еврейское государство также не оправдалась.

К чести Олифанта следует отметить, что в то время как многие христианские сионисты, планировавшие отправить евреев в Святую землю ради их последующего крещения, сами, как и следовало ожидать, продолжали жить в культурной и удобной христианской метрополии, эксцентричный дипломат переехал в Палестину и обосновался в Хайфе. Ирония судьбы: личным секретарем Олифанта стал Нафтали Герц Имбер (Imber), сочинивший слова «Атиквы» — будущего гимна государства Израиль. Как и многие другие эмигранты его поколения, этот еврейский поэт покинул «Сион», ностальгический предмет его творчества, и поселился в конечном счете в Соединенных Штатах.

Еврейское национальное движение начало формироваться, как известно, лишь в середине 90-х годов XIX века. Автор его концепции и — одновременно — основатель Всемирной сионистской организации Теодор Герцль, вышедший из венской культуры (можно даже добавить — из немецкой национальной идентичности), поначалу пытался реализовать свой замысел дипломатическим путем, а не посредством колониального поселенчества. После неудачных попыток сблизиться с германским императором и заручиться его поддержкой он попытал счастья с оттоманским султаном, главой правительства Австро-Венгрии — и всюду потерпел неудачу. Несколько позднее, однако, ему представилась блестящая возможность изложить свои смелые идеи более благосклонным слушателям.

В самом начале XX века в Британии возникло мощное, небывалой силы политическое движение, ставившее своей целью остановить поток эмигрантов, прибывающих из Восточной Европы. Эта эмиграция воспринималась как опасное вторжение; реакция на нее во многих отношениях напоминала современные, присущие началу XXI века настроения, порожденные проникновением на европейский континент многочисленных мусульманских мигрантов. Широкая публика идентифицировала почти всех выходцев из Восточной Европы как евреев. В простонародных лондонских кварталах, впрочем, как и в парламенте, зазвучали непривычные антисемитские выпады [398] . Действительно, с 1881 по 1905 год в Британию прибыло около ста тысяч «восточных» евреев, причем их поток не иссякал. Ввиду этого уже в 1902 году была создана особая Королевская комиссия, задачей которой было упорядочение вышедшей из-под контроля эмиграции. Британский еврейский истеблишмент, возглавляемый бароном Натаниэлем Ротшильдом, выразил глубокую озабоченность возникшей ситуацией и взялся за поиск адекватного решения, надеясь таким образом избежать серьезных проблем для британской еврейской общины. С согласия Ротшильда (следует подчеркнуть — несмотря на серьезные сомнения британского еврейского лидера) Герцлю предложили выступить перед Королевской комиссией и объяснить ей свои идеи о расселении евреев за пределами европейского континента.

23 октября 1902 года Леопольду Гринбергу, энергичному редактору The Jewish Chronicle [399] , удалось наконец организовать встречу между Герцлем и Джозефом Чемберленом, всесильным министром колоний Соединенного Королевства. Чемберлен, в прошлом — удачливый фабрикант, радикальный либерал и сторонник широкомасштабных социальных реформ, стал с годами фанатичным шовинистом и колониалистом [400] . Необычные территориальные планы сионистского лидера его не на шутку заинтересовали. В ходе этой исторической встречи Герцль выдвинул предложение переправлять прибывающих евреев на Кипр или, в качестве альтернативы, в Эль-Ариш (на севере Синайского полуострова), разумеется, чтобы спасти Британию от угрозы быть затопленной еврейскими эмигрантами. Оба этих места довольно близки к Палестине, так что в подходящий момент можно будет вторгнуться — или просто перебраться — в нее. Таким хитрым образом Герцль надеялся нейтрализовать сопротивление тех лидеров сионистского движения, которые противились любому «непалестинскому» варианту колонизации, и в то же время добиться поддержки величайшей державы мира. Следует помнить, что в это время Палестина все еще входила в состав Оттоманской империи. В то же время Кипр, Эль-Ариш и Синайский полуостров уже находились под британским контролем. Поэтому Герцль наивно полагал, что его предложение будет одобрено и высшими британскими властями, и созданным им самим движением.