Шумихой вокруг досрочного освобождения и проводов Крогеров из Лондона английские средства массовой информации создали прекрасную рекламу советской разведке, убедив западную общественность в том, что она никогда не бросает в беде верных ей агентов и кадровых сотрудников.

На другой день после прибытия в Варшаву Коэны обычным рейсом вылетели в Москву. В аэропорту Шереметьево их встречали так же скромно и незаметно, как всех разведчиков, возвращавшихся из-за рубежа. Было много букетов ярких осенних цветов, были теплые объятия товарищей по работе. Моррис и Леонтина сразу почувствовали, какое это счастье — быть среди своих и слышать не только английскую, но и плавную русскую речь! Леонтина внимательно всматривалась в лица встречавших, надеясь увидеть особенно дорогих ей людей — Твена, Лонсдейла, Джонни, Клода, Марка! Но их не было. Да их и не могло быть, не положено им появляться в общественных местах в компании других разведчиков. Узнав одного из тех, кто руководил их подготовкой к работе в Англии, она с распростертыми объятиями бросилась к нему с возгласом:

— Саша! Ты ли это?

Полковник Корешков, обнимая и целуя ее, обрадованно лепетал:

— Конечно, я! Лона, ты не представляешь, как я рад за вас! Я уж думал, не доживу до этой встречи с вами!

— Да, Саша, не попадись вашей контрразведке Брук, и наше с Бобзи пребывание у Ее Величества могло бы затянуться еще на одиннадцать лет. Мы так признательны ему за то, что он попался!

— За это вы должны благодарить контрразведку. Это она постаралась «накрыть» его!

— И все же не будь его, мы бы не встретились сегодня!

— В этом ты права, — кивнул Корешков. Вспомнив, что рядом топчется незнакомый Коэнам Юрий Иванович Пермогоров, он подтолкнул его локтем, давая понять, что пришел и его черед представиться своим «инокорреспондентам».

Высокий элегантный Пермогоров нерешительно вышел вперед и, изрядно волнуясь, обронил:

— Здравствуйте, я ваша «тетя» из Варшавы! Поздравляю вас со свободой!

Ничего не поняв, Моррис недоуменно переглянулся с супругой, но та тоже не сразу сообразила, что к чему, и потому растерянно улыбалась, не зная, как реагировать на его слова.

— Повтори им по-английски, — подсказал Пермогорову Корешков. — Русский язык Лона, видимо, совсем забыла, а Моррис его и раньше не знал.

Пермогоров, кивнув, сказал им то же самое по-английски, а затем пояснил, что именно он от имени их тети вел с ними двухгодичную переписку, и назвал при этом свое имя.

Громко расхохотавшись, Леонтина первой протянула ему свою маленькую ручку:

— Спасибо тебе, Юра, за добрую, заботливую тетю! И за понятный только нам ее эзопов язык! Спасибо еще за то, что ты вселял в нас надежду и веру в наше досрочное освобождение из тюрьмы.

После этого они еще много шутили и смеялись, пока их не пригласили к стоянке машин. Морриса и Леонтину посадили одних в служебную «Чайку». Она поехала впереди остальных машин. По обе стороны дороги стояли в разноцветных листьях деревья, на обочинах вовсю уже жгли костры и пахло гарью уходящей осени. Налетевший ветерок сорвал горсть сухих, умерших листьев, и несколько из них влетели в открытое окно машины. Моррис, подобрав их, улыбнулся и, вскинув глаза на супругу, сбивчиво проговорил:

— Давай соберем наших старых друзей. Я так давно не видел их!

Но Леонтина, очевидно, услышала только последние слова и задумчиво обронила невпопад:

— Люблю я смелых мужиков. Жаль вот, не было их на нашей встрече.

На развилке дорог машина резко свернула на кольцевую автостраду, потом еще раз куда-то в сторону от Москвы. Они ехали на секретный объект нелегальной разведки, где их ждали уже ближайшие соратники по работе в Соединенных Штатах Америки и Великобритании, которых не было на встрече в аэропорту Шереметьево, — Марк, Бен, Джонни, Клод, Твен и Леонид Романович Квасников…

Сообщения о досрочном освобождении из английских тюрем советских разведчиков-нелегалов Морриса и Леонтины Коэн не передавались ни по Всесоюзному радио, ни по Центральному телевидению, не публиковались они и в печати.

Лишь через несколько дней появился закрытый секретный Указ Президиума Верховного Совета СССР:

После издания этого указа в ЦК КПСС было вторично направлено ходатайство Комитета госбезопасности о приеме Коэнов в советское гражданство. Однако секретарь ЦК М. А. Суслов, по-прежнему считая их «провалившимися» разведчиками, не пожелал наложить на документе никакой резолюции, решив предварительно устно обсудить этот вопрос с Ю. В. Андроповым.

Андропов сразу понял, что у Суслова нет желания ставить свою подпись на записке, что он решил предварительно подстраховаться устным разговором, и потому при встрече с ним спокойно объяснил: