Темные волосы Мариссы каскадом падали на плечи, пока она нарезала круги по катку «Рокфеллер-центра». Девочка впервые вышла на лед, когда ей исполнилось три года. Сейчас, в полные семь, катание на коньках стало естественным, как дыхание, и в последнее время единственным, что облегчало обиду, заполняющую грудь и стискивающую горло.

Музыка изменилась, и Марисса машинально задвигалась в такт медленному вальсу. На миг вообразила, что находится здесь с папой. Ощутила обнимающую руку и практически увидела улыбающуюся Нор-Нор – свою бабулю.

Потом вспомнила, что теперь не хочет не только кататься с папой, но даже разговаривать ни с ним, ни с Нор-Нор. Они уехали, едва попрощавшись с ней. Поначалу Марисса звонила и умоляла их вернуться, или позволить приехать к ним, однако предатели заявляли, что это невозможно. Теперь она не отвечала на их звонки.

«Мне все равно», – твердила себе девочка.

И все же закрывала глаза всякий раз, когда случайно проезжала мимо бабушкиного ресторана… слишком больно вспоминать, каким весельем оборачивался каждый поход туда вместе с папой. Заведение всегда было переполнено, иногда Нор-Нор играла на пианино, и посетители уговаривали папу спеть. Изредка они приносили с собой его компакт-диск и просили подписать обложку.

Больше Марисса туда не ходит. Она слышала, как мама сказала Рою – своему нынешнему мужу, – что без Нор-Нор ресторан захирел и, вероятно, закроется в ближайшее время.

«А чего еще ожидали папа и бабушка, когда все бросали?» – удивлялась Марисса. Нор-Нор всегда утверждала, что если перестанет заглядывать в свой ресторан каждый вечер, то все рухнет.

– Это мой дом, – частенько повторяла она Мариссе. – Ведь невозможно пригласить гостей к себе домой, а самой не прийти.

Если бабушка так дорожила своим рестораном, то почему уехала? И если папа и Нор-Нор любили Мариссу так сильно, как уверяли, почему бросили ее?

Девочка не видела их почти целый год. В Сочельник у нее день рождения. Ей исполнится восемь, и хотя она по-прежнему очень сердилась на папу и бабушку, все же дала слово Богу, что если в канун Рождества раздастся звонок в дверь и она увидит их на пороге, то, ни секунды не колеблясь, полностью изменит свое поведение, начнет помогать маме с ее младенцами и перестанет нарочито скучать, снова и снова выслушивая дурацкие сказки Роя. Марисса была готова даже пообещать никогда больше не вставать на коньки, хотя знала, что такая клятва папе не понравится, потому что, вернись он когда-нибудь, первым делом поведет ее на каток.

Музыка затихла, и мисс Карр – тренер по фигурному катанию, в качестве новогоднего подарка приведшая дюжину своих учеников в «Рокфеллер-центр», жестом показала, что пора уходить.

Марисса сделала последний пируэт, прежде чем заскользить к выходу. Едва начала развязывать шнурки, как боль вернулась, сжимая сердце и наполняя грудь, а затем волной хлынула в горло. Но, хотя и с большим трудом, ей удалось сдержаться и не выдать себя даже выражением глаз.

– Ты потрясающая фигуристка, – похвалил ее кто-то из обслуживающего персонала. – Когда вырастешь, точно станешь звездой, как Тара Липински.

Нор-Нор постоянно твердила то же самое. У Мариссы невольно выступили слезы. Отвернувшись, чтобы окружающие не увидели, что она чуть не плачет, девочка неожиданно взглянула прямо в глаза мужчине, стоящему за ограждением катка. Он был одет в смешную шляпу и пальто, но у него было доброе лицо и он ласково ей улыбался.

– Пойдем, Марисса, – позвала мисс Карр.

Марисса, услышав в голосе тренера легкое недовольство, бросилась бежать, чтобы догнать остальных детей.

– Все такое знакомое и в то же время совсем другое, – пробормотал себе под нос Стерлинг, оглядывая «Рокфеллер-центр».

С одной стороны, здесь было гораздо более многолюдно, чем в его последний визит. Каждый дюйм, казалось, заполнен посетителями. Некоторые торопливо несли большие пакеты с подарками, другие любовались огромной елкой.

Дерево выглядело выше, чем сорок шесть лет назад, и сияло гораздо ярче, чем он помнил. Освещение великолепное, но сильно отличается от магического света в Небесном зале заседаний.

Хотя Стерлинг вырос на Семидесятой улице, идущей от Пятой авеню, и прожил большую часть жизни на Манхэттене, внезапная волна ностальгии по Небесам закралась в душу. Необходимо поскорее найти человека, нуждающегося в помощи, и выполнить свою миссию.

Двое малышей на полной скорости мчались в сторону Брукса. Он отступил, пока шалуны в него не врезались, и нечаянно толкнул женщину, любующуюся елкой.

– Прошу прощения, – повинился он. – Надеюсь, я не причинил вам вреда?

Но та не смотрела на него, никак не отреагировала на его реплику и не похоже, что вообще почувствовала удар.