Гот молча выслушал, поблагодарил Фангора и положил трубку.

Все оказалось значительно серьезнее. Теперь совершенно необходимо обеспечить прорыв здесь, на южном фасе Курского выступа. Сможет ли он? Он должен.

На Брейта можно положиться. Он один из самых опытных и самых удачливых танковых командиров. Кроме того, у Манштейна в резерве еще оставался 24-й танковый корпус генерала Неринга [369] с двумя отборными дивизиями – испытанной 17-й танковой дивизией и 5-й моторизованной дивизией СС «Викинг».

Важнейшая проблема, однако, состояла в том, что 3-й танковый корпус генерала Брейта должен был форсировать Донец » [370] .

Под давлением угрозы на правом фланге корпуса А.С. Бурдейный решает сгруппировать силы корпуса. По радио он отдал приказ комбригу-25 приостановить наступление бригады и вывести ее в район рощи юго-восточнее с. Виноградовка, с задачей прикрыть правый фланг корпуса и блокировать дальнейшее распространение противника. В 17.00 подполковник

С.М. Булыгин отдает приказ подразделениям о выходе из боя, однако выполнить это оказалось непросто. Отход напрямую не удался: артиллерия противника у с. Виноградовка простреливала всю открытую местность. Танки двинулись по маршруту: северная окраинах. Калинин, южная окраина с. Ивановка, лес восточнее с. Ивановка, лес восточнее с. Виноградовка. К 19.30 бригада обоими батальонами заняла рубеж на северо-западной опушке леса, что восточнее Виноградовки, здесь же оставшимися 9 орудиями занял оборону и 1500-й иптап.

То, что группировка противника под Прохоровкой выдержала удар столь значительной силы и почти не двинулась с места, для большинства советских старших офицеров и генералов, посвященных в детали контрудара, было, по меньшей мере, большой неожиданностью. Автору приходилось беседовать с рядом офицеров корпусных и армейских управлений. Они говорили о легкой эйфории, в которой находилась часть генералов, узнав, «какая силища» утром 12 июля перейдет в контрудар. Когда же стали поступать сообщения, что немцы не только держат удар, но еще и, перейдя в контратаку, взяли Сторожевое и продолжают оказывать сильное давление по всему фронту, у «отдельных товарищей» появились панические настроения.

В некоторых изданиях, посвященных Курской битве, утверждается, что к исходу 12 июля эсэсовцам все-таки удалось выйти через Правороть к ст. Прохоровка и овладеть ею. Сегодня не вызывает сомнения, что это – вымысел, но, как известно, нет дыма без огня. Миф возник на основе одного реального события – сообщения, поступившего в этот день между 15.00 и 17.00 в штаб Воронежского фронта из частей 69-й армии.

После того как эсэсовцы ворвались в х. Сторожевое и 169-я тбр и 58-я мсбр начали отходить в направлении Правороти, находившиеся рядом отдельные подразделения 183-й сд, лишившись поддержки танкистов, также попытались сменить рубеж обороны. На отдельных участках отход не был организован должным образом. На этом фоне, вероятно, руководство какого-то крупного штаба, не разобравшись, доложило «наверх» непроверенную информацию о прорыве противника на Правороть и далее к станции. В результате командование Воронежского фронта получило донесение о том, что немцы взяли Прохоровку.

То, что эти данные не соответствует действительности, – установили быстро. Но подобное сообщение в столь напряженный момент могло ввести в заблуждение командование частей, спровоцировать панику и привести к тяжелым последствиям. В этой ситуации было крайне важно быстро установить источник ложной информации и причину ее появления. Поэтому Военный совет фронта немедленно принял жесткие меры для расследования этого происшествия. Документы расследования пока хранятся в закрытых фондах архива, но один из очевидцев оставил интересное свидетельство. Из воспоминаний бывшего помощника начальника штаба 285-го сп по оперативной работе И.М. Бондаренко:

«…В горячке боя или по незнанию обстановки кто-то доложил в штаб Воронежского фронта, что Прохоровка взята немцем. 12 июля 1943 года в штабе 285-го сп появился военный прокурор фронта. Это было около 18 часов. Я со старшим лейтенантом А.А. Файфель [371] , радистом и связистами находился в штабе полка.

Обходя воронки от авиабомб, к просторной щели-укрытию, где размещался штаб, подошел рослый, полного телосложения военный, одетый в синий комбинезон, и спросил, где разыскать штаб 285-го стрелкового полка. Я представился ему…

Я точно не помню, что сказал этот военный, назвав себя генералом или полковником. Но хорошо помню его слова:

– Я военный прокурор! Прибыл по распоряжению Н.С. Хрущева расследовать и установить виновника в ложном докладе о сдаче Прохоровки. Виновник будет расстрелян!

Слова «будет расстрелян» были произнесены довольно строго и угрожающе.

Я доложил:

– Командир полка находится на своем командно-наблюдательном пункте в третьей траншее, а за его спиной Прохоровка. Не мог он этого докладывать. Штаб полка докладывал в штаб дивизии об истинной оперативной обстановке.

– А чем Вы сможете доказать, – спросил военный прокурор.

Я вынул из полевой сумки топокарту с нанесенной обстановкой и командирский блокнот, в котором сохранились копии ежедневных боевых донесений и оперативных сводок. Написаны были они очень кратко, но полностью отражали сложившуюся обстановку по времени боя.

Прокурор сказал, что заберет с собой все боевые донесения и оперативные сводки штаба полка с 7 по 12 июля, на что я ему ответил: «Через минуту, через час Вы можете погибнуть вместе с документами. Прибудет новый прокурор, и чем тогда штаб полка докажет свою правоту. Обидно будет погибнуть от своей пули».