Шрифт:
«Что-нибудь успели?» — спросил я.
«Только огляделся. Крекеры и несколько газет на столике, выключенная радиола. Ничего личного на видном месте — ни фотографий, ни каких-либо предметов, характеризующих Кальцена… А потом вы просигналили». — «Он быстро вернулся». — «Да».
Этот диалог происходил на наблюдательном пункте. Тэмбэл прилип к окуляру бинокля.
«Кстати, нужно было его сфотографировать», — вдруг сказал он.
«Когда он возвращался?»
«Да. Если повернуть фотоаппарат, то можно заснять крыльцо с правильного ракурса. Чтобы входящий человек был лицом, а не боком».
Тэмбэл был прав. Но в спешке было не до этого.
«Интересно, — спросил я. — Куда он уходил?»
Тэмбэл покачал головой: не знаю.
Но и это знаменательное событие — первая вылазка в дом Кальцена — не придвинула нас ни на шаг к цели. Жизнь снова вошла в свою колею: ежедневное наблюдение, фотографии руки, забирающей почту и посылки, скука.
Мерное течение нашей жизни нарушила вторая отлучка соседа. Она оказалась намного дольше первой и позволила Тэмбэлу провести в доме подозреваемого достаточно времени для того, чтобы сделать определённые выводы.
Надо сказать, что к тому времени у нас уже сложился некий ритуал: в солнечные и яркие дни мы снижали нашу бдительность. Когда Тэмбэл хотел погулять и развеяться, он делал это именно в солнечные дни. Когда же на небе сгущались тучи или шёл дождь, агент наблюдал за домом Кальцена неотрывно.
Минуло Рождество. Я не очень люблю этот праздник и потому не отмечал его. Тэмбэл тайком выбрался из гаража, купил огромный торт и гирлянду, которой украсил стену над окошком. Торт он съел почти целиком в одиночку, оставив мне попробовать крошечный кусочек.
«С Рождеством!» — сказал он, не отрываясь от бинокля. На этом праздник завершился.
А 12 января 1947 года произошёл прорыв.
Как я уже упоминал, мы всегда были готовы к отлучке Кальцена (кроме случаев, когда отсутствовали на наблюдательном пункте). Даже если бы меня не было, Тэмбэл забрался бы в дом в одиночку — на свой страх и риск. Но в тот день я был в гараже. А наш подопечный неожиданно покинул дом и… пошёл в нашу сторону. Он миновал мастерскую и исчез за поворотом (я выглянул и не увидел удаляющейся спины). Думаю, нет смысла рассказывать, какая стояла погода.
«Следите!» — сказал Тэмбэл и исчез.
Я вышел на улицу. Виднелось несколько прохожих, но Кальцен пропал.
Через некоторое время мне стало холодно — даже в наброшенном пальто. Часы подсказывали, что Тэмбэл провёл в доме более двадцати минут. Конечно, отлучаться за пуловером я не имел права. Ещё минут через десять я откровенно задубел. Пальцы не слушались, зубы стучали, да и внимание порядком притупилось. Тэмбэл всё ещё возился. Я прикинул, где в гараже висят телогрейки для работы в зимних условиях (а в карманах — перчатки, вспомнилось сразу), и рванул туда. Поход (точнее, побег) за телогрейкой занял секунд двадцать. Улица выглядела так же, как и раньше. Кажется, я ничего не пропустил.
Я не зря сбегал за тёплой одеждой: Тэмбэл отсутствовал один час и три минуты. Он вернулся — довольный как никто.
«Это он».
На его лице сияла улыбка.
Итак, что нашёл Джордж Тэмбэл в доме подозреваемого?
Он вошёл через заднюю дверь и попал в гостиную. С прошлого визита тут ничего не изменилось: несколько газет, две бутылки пива у кресла — одна пустая, вторая початая. Стопка дешёвых детективов. Телевидение появилось в США лишь в сорок восьмом году. Я помню самую первую передачу — Артуро Тосканини дирижировал симфоническим оркестром National Broadcasting Company… Стоп, вернусь к Тэмбэлу. Он тщательно обыскал гостиную. Ящики комода пустовали: чувствовалось, что человек живёт здесь временно. Поэтому агент отправился в спальню. Он обыскал каждый ящик, каждую тумбочку, каждый дюйм пола — и толком ничего не нашёл. Повсюду разбросанные книжки, журналы, газеты.
В другой комнате обнаружился бильярдный стол. Обитатель дома, судя по всему, часто играл: пыли не было, шары выглядели потёртыми, кий валялся поперёк стола. Там же на доске мелом были записаны бильярдные счета — вероятно, Кальцен вёл партии сам с собой. Тэмбэл сфотографировал доску в целях идентификации почерка. Ещё одна комната пустовала вообще — не было даже мебели. Холодильник на кухне ломился от запасов еды, как и все кухонные шкафы.
В доме Тэмбэл собрал несколько отпечатков пальцев из разных комнат — теоретически они должны были совпасть с имеющимися у агента образцами.
В подвале находилась котельная — и всё. Обыск ничего не дал. А вот чердак оказался важнейшим пунктом путешествия Тэмбэла. Поднявшись наверх, он заметил, что на чердаке подозрительно мало пыли. Точнее, в некоторых местах её вовсе не было: сюда иногда поднимались. Пройдя по следам Кальцена, Тэмбэл нашёл под половицей между первым и вторым этажом небольшой металлический ящик, в котором находились документы на немецком языке. Среди этих документов Джордж Тэмбэл нашёл несколько писем, написанных женщинами — Ирмой Грезе, Хильдегард Нойманн и другими, чьих имён Тэмбэл не знал. Все письма были адресованы Генриху Кальцену. Этого вполне хватало для идентификации преступника.