Александров Юрий
Шрифт:
В результате войн и социальных катаклизмов страна стала еще более аграрной, чем была ранее. Перспективы ее индустриального развития всецело зависели от состояния сельского хозяйства, поскольку только из аграрного сектора можно было получить необходимые для реконструкции промышленности ресурсы. В частности, продажа хлебопродуктов и другого сельскохозяйственного сырья за границу была основным источником получения валюты, необходимой для закупок иностранного оборудования (в период первой пятилетки доля СССР в мировых закупках станков и оборудования достигала 50 % [77] ). Лишь крестьяне могли предоставить продовольствие для снабжения постоянно растущей армии промышленных рабочих.
77
Мировое политическое развитие: век XX. / Н,В. Загладил, В.Н. Дахин, Х.Т. Загладила, М.А. Мунтян. — М., 1995, с. 150.
Итак, сельское хозяйство являлось единственным крупным источником ресурсов в стране. Поэтому проблема индустриализации упиралась в решение главного вопроса: каким образом получить у деревни необходимые для развития промышленности ресурсы?
Со своей стороны деревня, “осереднячившись” и значительно повысив уровень своей зажиточности в результате проводимой Советской властью политики, не была готова к роли альтруистического союзника государства в решении проблемы индустриализации. Аграрное производство все в большей степени приобретало полунатуральный характер: деревня обеспечивала в основном свои собственные нужды. Дело в том, что в силу недостаточного развития промышленности город не мог предложить крестьянам в нужном количестве необходимые им товары, и поэтому крестьяне не были заинтересованы в продаже излишков своего производства. Деревня сама потребляла свою продукцию. Несмотря на восстановление к середине 20-х гг. довоенного уровня сельскохозяйственного производства, доля товарной, то есть поступающей на продажу, аграрной продукции упала вдвое. В итоге вновь обострилась продовольственная проблема, снабжение городского населения резко ухудшилось. С 1928 г. в городах была введена система карточного снабжения.
Таким образом, решение проблемы индустриализации находилось в постоянной и сильной зависимости от крестьянского рынка, стихийного и неуправляемого. Дефицит промышленных товаров у государства ставил под постоянную угрозу срыва возможность получения необходимых для реконструкции промышленности средств и ресурсов за счет эквивалентного рыночного обмена между государством и деревней. С другой стороны, принудительное изъятие у крестьян хлебных “излишков” в виде непомерных налогов или за счет “ножниц” цен (относительного завышения цен на промышленные товары по сравнению с сельскохозяйственными) лишало крестьянское хозяйство всякого стимула к развитию. Крестьяне отвечали на это сокращением посевов и снижением сельскохозяйственного производства. Тем самым, во второй половине 20-х гг. ситуация приобрела все признаки тупиковости.
Внутрипартийная политическая борьба в 20-х гг. отражала различные взгляды на пути дальнейшего развития страны. Все группировки в ВКП(б) — “правые”, “левые” и сторонники “генеральной линии” — были согласны с тем, что строительство нового общества требует осуществления программы индустриализации, но по вопросу о темпах и методах ее проведения точки зрения сильно расходились. “Правые” (устоявшиеся обозначения имевшихся в партии “уклонов” носят сугубо условный характер) идеологом которых был Н. И. Бухарин, выступали за продолжение политики нэпа, то есть за экономические методы управления народным хозяйством на основе использования закона стоимости, товарно-денежных отношений и механизмов рынка. Они предлагали снизить темпы индустриализации и переключить средства из тяжелой промышленности в легкую. Согласно их логике, деревня нуждалась прежде всего в товарах широкого потребления, и поэтому их план предусматривал строительство в первую очередь текстильных и швейных фабрик, а не металлургических и машиностроительных заводов. Этот путь предполагал медленный рост внутренних накоплений и, соответственно, длительный срок индустриализации страны. Бухарин признавал, что при следовании этим курсом, в целом повторявшим этапы становления промышленности в западных странах, основы социализма придется создавать десятилетиями.
“Левые”, в рядах которых объединились не только Троцкий, Каменев и Зиновьев, но и многие другие старые большевики, выступали за свертывание нэпа и отказ, по крайней мере временный, от использования его методов. Они исходили го того, что старая, доставшаяся от царской России промышленность без реконструкции не способна удовлетворить крестьянский спрос на промышленные товары. Следовательно, получение из деревни необходимого для продолжения программы индустриализации количества сельскохозяйственной продукции было невозможно. В перспективе эта ситуация не могла существенно измениться, поскольку нужды индустриализации требовали первоочередного развития тяжелой промышленности, то есть иной ориентации промышленного производства, чем существовавший крестьянский спрос.
Чтобы вырваться из заколдованного крута проблем нэпа, связанных с зависимостью развития промышленности от аграрного рынка, от желания или нежелания крестьян продавать излишки своей продукции, “левые” предлагали рад мер чрезвычайного характера. Решение главной экономической проблемы — финансирование процесса индустриализации они намеревались осуществить путем искусственной перекачки средств из деревни в город за счет усиления налогового пресса на крестьянство и повышения цен на промышленную продукцию, поставляемую селу. Чтобы сгладить наносимый деревне урон, намечалось помочь ей в кооперировании крестьянских хозяйств и оттянуть из села лишние рабочие руки на стройки индустриализации. В целом программа “левых” была нацелена на форсирование темпов перевооружения промышленности, “сверхиндустриализацию”, то есть на создание основ промышленного потенциала в кратчайшие исторические сроки. (Вообще фактор времени в политической борьбе вокруг проблемы индустриализации сыграл определяющую и роковую роль). При этом “левые” не скрывали, что предполагают осуществить реконструкцию промышленности за счет сельского хозяйства и вопреки его интересам.
“Генеральная линия” партии, олицетворяемая И. В. Сталиным и его сторонниками, в описываемый период в полной мере проявила свое самое характерное качество — извилистость. До поры до времени, пока проблема индустриализации страны не встала во весь рост, Сталин поддерживал бухаринскую программу. Предложения “левых” были отвергнуты, сами они подверглись окончательному разгрому в конце 1927 г. Между тем уже начиная с 1926 г. наметились признаки изменения “генеральной линии” [78] . На словах еще сохранялась верность принципам нэпа, но на деле проводилась политика, ведущая к их свертыванию. Постепенно происходило нарастание централизации и административного нажима по всем направлениям государственной политики.
78
История России. XX век / А. Н. Боханов, М. М. Горинов, В. П. Дмитренко и др. — М.: АСТ, 1996, с. 258.
Катализатором смены курса стал кризис хлебозаготовок осенью 1927 — зимой 1928 гг. После очередного снижения цен на сельскохозяйственные продукты крестьяне отказались продавать свои излишки государственным органам. Политика высоких темпов индустриализации оказалась под угрозой срыва. План хлебозаготовок был все-таки выполнен, но лишь с помощью чрезвычайных мер в духе гражданской войны и продразверстки — повальных обысков в деревнях, удебных репрессий, реквизиций не только хлебных излишков, но даже имущества крестьян, обвиненных в спекуляции. Этот опыт “успешного” использования старых военно-коммунистических методов как бы подсказал выход из сложившегося в деле индустриализации тупика.