Зуев посмотрел недоверчиво.

– Сильно пьяный был? – съязвил он. К недоверию прибавилось еще большее подозрение. Валяев ему не понравился с первого взгляда, там, у трупа девушки. Соврал он. А это нехороший признак. Если человек соврал раз, где гарантия, что не соврет еще? Да и сам он признает: был, мол, в таком состоянии, что ничего не помню…

Валерка не возражал против таких доводов и стыдливо кивнул головой.

И опять, кроме ехидной улыбочки, ничего не отразилось на лице молодого сыщика:

– Ладно. Хорошо. Скажи-ка мне, дружок, в какой одежде ты был в ресторане? И постарайся не врать, если не желаешь схлопотать по роже. Повторяю, вранье не в твою пользу.

Валерка уныло кивнул. По роже схлопотать он не хотел. Но и огрызаться не решился.

– В этой одежде и был, в какой сейчас. В этих брюках и рубашке. Я же не переодевался.

Зуев внимательно осмотрел брюки и рубашку, но пятен крови не обнаружил. Зато обратил внимание на пятна пролитого на грудь пива, спросил строго:

– Это что такое?

Валерка показал почти пустую бутылку из-под пива. На донышке оставалось пара глотков, и он тут же употребил их, а пустую бутыль бросил под стол.

– Вот что, Валяев…

Валерка насторожился. От этого твердолобого мента можно ждать всего, чего угодно.

– Сейчас мы с тобой прокатимся до ресторана. Не возражаешь?

Вопрос прозвучал издевательски. Какое может быть возражение, если для опера он есть лицо подозреваемое. Да и разве он примет Валеркины возражения?

И Валерка пожал плечами. Мол, поступай, как хочешь, мент.

Зуев встал, закрыл свою папку, перед этим предложив расписаться Валерке в показаниях, и сказал:

– Последний раз спрашиваю, в какой одежде ты был в ресторане?

– Да говорю же, в этой! Я же пьяный был. Как пришел домой, не раздеваясь, лег на кровать. Не мог я ночью переодеться.

– А утром?

– И утром не переодевался. – Валерка нехотя встал, готовый следовать за лейтенантом. Не выдержав на себе тяжелого взгляда молодого опера, едва не закричал:

– Я понял, что вы меня подозреваете. Но я не убийца! Запомните! Я Наташку не убивал. У меня даже мысли такой не было.

Лейтенант рассмеялся ему в лицо:

– Ты же ничего не помнишь. Ты же пьяный был. А может, ты и не уехал? Замочил свою подружку? Может, есть смысл во всем признаться?

– В чем признаться, когда я не убивал! Как вы не поймете?

Валерка вдруг почувствовал: еще немного и этот настырный лейтенант доконает его своими дурацкими вопросами. «Может выпрыгнуть в окно?» – пришла ему не слишком умная мысль. И тут же следом другая: что, если даже он будет гореть в огне или тонуть, этот упрямец все равно не отстанет, пока не добьется признания.

– Поехали на ваше дурацкое опознание. Только знайте, засадить вам меня не удастся!

Похоже, его слова не подействовали на опера. Или по крайней мере он сделал вид, что не расслышал, о чем настойчиво твердил подозреваемый.

Опознание в ресторане прошло не в пользу Валерки.

Все официанты, бармен и даже рыжий администратор Борис указали на него как на зачинщика драки. Сказали, что он Наташку ударил. Имени ее они не знали, но описали с поразительной точностью.

А главное, все на него.

Белобрысый официант, сволочь, щедро получивший чаевые от Валерки, наседал по поводу двух разбитых тарелок и исчезнувшего со стола ножа.

Борис, как всегда, оказался хитрее всех и старался отмалчиваться. Но и выгораживать Валерку не собирался.

А вот белобрысый готов был подписаться под чем угодно против Валерки. И едва тот раскрыл рот в свое оправдание, опер не позволил ему и слова сказать:

– Ты, говнюк, уже все сказал. Теперь я хочу заслушать свидетелей.

– Кто? Они свидетели? Они что, видели, как Наташку убивали? – не удержался Валерка.

Но твердолобого лейтенанта не переубедишь.

– Не скажи, милок. Они, например, видели, как между вами вспыхнула ссора и ты ударил свою подружку. А потом вы вышли на улицу. У тебя был нож, который ты взял со стола. И этим ножом ты убил свою подружку. Правильно? Так дело было?

– Ничего подобного! А ты… ты твердолобый дурак! – гаркнул Валерка на весь зал ресторана.

Опер хватанул ртом воздух, надулся, как пузырь, и покраснел, чего Валерка уже никак не ожидал. Видно, такого оскорбления не ожидал и сам лейтенант. Его глаза сверкнули так, будто сейчас из них должна была ударить молния.