Анджела внимательно просмотрела распечатанные фотографии и покачала головой. К сожалению, качество снимков совсем не оправдало ее надежд и ожиданий. Запечатленный на фотографиях предмет определенно представлял собой глиняную дощечку, и Анджела почти не сомневалась, что сможет определить, на каком языке сделана надпись, — вот только задачка эта оказалась не из легких, поскольку изображение на всех четырех снимках было очень нечетким.

Примерно через минуту она положила распечатки на стол и погрузилась в размышления. Разглядывая фотографии, Анджела неизбежно возвращалась мыслями к Крису, а вместе с этим внутри нарастало замешательство и чувство неопределенности, как бывало всякий раз, когда она думала о бывшем муже. Брак их был недолгим, но нельзя сказать, что совсем неудачным. По крайней мере, они остались друзьями, а многие ли разведенные супруги могут похвастать тем же? Вся проблема заключалась в постоянном и незримом присутствии в их отношениях третьего — точнее, третьей — Джеки Хэмптон, жены лучшего друга Бронсона. Анджела внезапно поняла, как это похоже на избитый стереотип, и криво усмехнулась.

Все дело было в том, что Крис испытывал сильную и безответную страсть к Джеки. Страсть, которой — Анджела это знала — он никогда не позволял выплыть наружу; страсть, о существовании которой Джеки находилась в блаженном неведении. Нет-нет, он никогда не давал Анджеле ни малейшего повода заподозрить его в неверности — он был очень честным и порядочным человеком, — и, положа руку на сердце, следовало признать: вина в том, что их брак распался, лежит на ней, на Анджеле. Как только она поняла, что Крис испытывает настоящие чувства к другой женщине, то обнаружила, что ни за что на свете не смирится с второстепенной ролью.

Но теперь Джеки уже не было в живых, и чувства Бронсона неизбежно претерпели перемену. Уже некоторое время он пытался — и прилагал к тому немалые усилия — стать к ней ближе, проводить с ней больше времени, но до сих пор Анджела, в свою очередь, делала все, чтобы держать бывшего мужа на расстоянии. Она твердо решила: чтобы позволить Крису вернуться в ее жизнь, она должна быть на сто процентов уверена, что подобное ни с кем и никогда больше не повторится. И пока у нее такой уверенности не было.

Анджела встряхнула головой и снова посмотрела на фотографии.

— А ведь это и вправду арамейский, — чуть слышно пробормотала она.

По-арамейски Анджела понимала лишь самую малость, однако в музее работали несколько человек, чьи познания в языке намного превышали ее и позволили бы им перевести древний текст. Логичнее всего было бы обратиться к Тони Бэверстоку, одному из старейших сотрудников и признанному специалисту по древним языкам. Было, правда, одно «но»: Анджела его недолюбливала. Впрочем, это вряд ли могло помешать делу, поэтому она взяла два снимка и направилась по коридору к его кабинету.

— Ну, что тебе угодно? — раздраженно спросил Бэверсток, когда Анджела, предварительно постучав, вошла и остановилась перед столом, на котором в беспорядке были разбросаны разнообразные предметы. Специалист по древним языкам своей коренастой фигурой смахивал на медведя. Несмотря на то что ему не исполнилось еще и пятидесяти, волосы Бэверстока были седыми, и, глядя на его неопрятный внешний вид, сразу становилось понятно, что он холостяк.

— И тебе тоже доброе утро, Тони, — сладким голосом приветствовала его Анджела. — Посмотри, пожалуйста, две эти фотографии.

— Что это такое? Зачем? Я занят.

— Я отниму у тебя всего несколько минут. У меня тут пара фотографий глиняной дощечки. К сожалению, они весьма плохого качества и разобрать как следует текст, чтобы понять, о чем он, затруднительно. Текст, кстати говоря, на арамейском. Собственно, от тебя я прошу только одного: сказать, о чем гласит надпись. А если ты еще рискнешь предположить, когда она была сделана, это будет совсем хорошо.

Анджела положила на стол распечатанные фотографии. Бэверсток взглянул на них, и в этот миг Анджеле показалось, что в глазах его промелькнуло узнавание.

— Ты видел ее раньше?

— Нет, — резко бросил он, посмотрел на девушку и быстро перевел взгляд на один из снимков. — Ты права, — нехотя буркнул Бэверсток. — Надпись сделана на разновидности арамейского. Оставь их мне, и я попробую что-нибудь сделать.

Анджела коротко кивнула и покинула кабинет.

Несколько минут Тони Бэверсток просто сидел за столом, не сводя глаз с лежащих перед ним фотографий. Наконец он оторвался от них, посмотрел на наручные часы, отпер ящик стола и вытащил оттуда маленькую черную записную книжку. Сунув ее в карман куртки, он вышел из кабинета, прошел по коридорам к выходу из музея и направился по Грейт-Рассел-стрит к ближайшей телефонной будке.

На том конце провода ответили после пятого гудка.

— Это Тони, — произнес Бэверсток. — Всплыла еще одна дощечка.

Александер Декстер был погружен в чтение журнальной статьи, посвященной антикварным часам, и не стал отвлекаться, увидев, что на мобильник пришло CMC-сообщение. Когда же он наконец его прочитал, то выпрямился и пробормотал проклятие. Сообщение гласило: «См. Д мэйл, стр 13. Перезвони».

Декстер записал номер, с которого пришло CMC, схватил ключи от машины, закрыл на засов дверь магазина и повернул табличку надписью «ЗАКРЫТО» наружу. Затем из ящика письменного стола он достал другой мобильник с сим-картой «pay-as-you-go» [7] и аккумулятор — Декстер всегда вынимал аккумулятор, когда не пользовался телефоном, — и через черный ход покинул магазин.