Шрифт:
…Но прежде чем Казначеев получил самостоятельное задание, он много раз ходил с диверсионными группами. Они ставили мины-«ловушки» на дорогах, портили связь, оставляли мины-«сюрпризы» в местах, где жили полицаи. Выполняя приказ Михайлова, взрослые всячески оберегали юного подрывника. Володя всё схватывал на лету, и вскоре мог так поставить мину, что даже бывалые подрывники удивлялись, откуда у парнишки такое редкое умение.
Но прошло немало времени, прежде чем Володя Казначеев отправился на «железку».
…Уже вторые сутки, как они вышли с базы. Их было восемь — пулемётчик, шесть автоматчиков и подрывник Володя Казначеев. Ночью группа заблудилась. Никто потом не мог вспомнить, как это получилось. Но только вместо того, чтобы выйти к железной дороге, они очутились в самом гиблом болоте. Партизаны вынуждены были остановиться, потому что стоило оступиться, как человек тут же проваливался по грудь.
Проводник — местный житель — чертыхался, но и сам не знал, куда идти. Партизаны приуныли: они знали коварство полесских болот. Собирался дождик. Стемнело, болото стало совсем чёрным.
Володя отдал мину ближайшему партизану. Тот молча взял её и, как грудного ребёнка, прижал к себе, боясь лишний раз пошевелиться.
Володя осмотрелся.
Болото тянулось насколько хватал глаз. Но недаром Володя родился и вырос в этих местах: совсем малышом брал его в лес отец, показывал, где гнездо горлицы, учил читать следы, определять по муравейникам страны света. Но даже не это было главным в той немудрёной науке: Володя привык доверять лесу, чувствовать себя в нём, как дома.
Сквозь кисею дождя разглядел Володя мелкие кустики, растущие на кочках. К ним-то и направился юный партизан. Он шёл и не оборачивался, словно ощущая молчаливую поддержку товарищей. Его беспокоило время — оно уходило бесполезно: пока они сидели в болоте, по железной дороге катили к фронту поезда. В вагонах были мины и снаряды, пушки и пулемёты, ехали солдаты и офицеры…
Ноги с трудом нащупывали опору. Володя прикидывал — пройдут ли за ним партизаны, ведь он среди них самый лёгкий. Дважды он проваливался по самое горло, и лишь каким-то чудом его не засосала трясина. Несмотря на ледяную воду, ему было жарко, и пот заливал глаза. Он вспомнил, как однажды им пришлось с отцом заночевать па крошечном островке посреди болота. Отец держал его на руках, согревая собственным теплом. Сквозь тонкую рубашку он ощущал, как дрожит отец, ему стало страшно, и он заплакал. Отец сказал: «Никогда не плачь, сыпок, когда тебе страшно! Когда человек плачет, он теряет силы и уверенность, и не знает, что ему делать. А человек должен бороться и победить!»
«Бороться и победить!»
Володя медленно приближался к берегу. Всё чаще попадались твёрдые островки, на которых можно было передохнуть и слегка согреться.
Когда он выбрался наконец из болота, силы оставили его, и Володя рухнул на мокрую траву. Она показалась ему такой тёплой, такой мягкой, что он никак не мог найти в себе силы подняться и отправиться в обратный путь.
— Без тебя, хлопец, сидеть бы нам в болоте, — говорили партизаны, разводя костёр.
— Здесь любой заблудится, — вставил слово молчаливый проводник. — Особенно ночью.
— Другой дороги что ли нет? — не унимался пулемётчик, высокий, красивый парень в кожаной куртке, перепоясанной крест-накрест пулемётными лентами.
На голове у него была бескозырка — подарок выходившего из окружения матроса.
— Есть. Но мы снова пойдём через болото, — сказал Володя.
— Гляди, парень, не зарвись. Как бы нам не утонуть в этой жиже, — со вздохом сказал пулемётчик и поправил сбившуюся бескозырку.
Появилось солнце, партизаны согрелись и обсохли. Жаркие июльские лучи пробивались сквозь листву. Всё вокруг преобразилось, ожило, поднялось настроение и у партизан.
— Теперь и отоспаться можно. А уж ночью пойдём к «железке». Кто же днём это делает?
— Снимаемся через пять минут, — сказал Володя, командир группы. — Мы должны быть у дороги ещё засветло.
Вскоре и проводник определился на местности, разыскал знакомые приметы и уверенно повёл партизан.
Ещё не видя железной дороги, они услышали далёкий шум состава. Чем ближе, тем осторожнее ступали по земле партизаны. Немцы научились делать засады в самых неожиданных местах — сколько диверсионных групп так и не дошли из-за них до железной дороги! Страшная это штука, когда неожиданно, в упор, открывают огонь пулемёты. Редкому человеку удаётся в такие минуты сохранить самообладание и не растеряться. Партизаны часто останавливались, прислушивались и приглядывались к каждому подозрительному дереву. Им нравилась осторожность, с какой Володя Казначеев вёл их к дороге. Но когда он снова предложил лезть в болото и пробираться по едва заметной тропке, даже самые терпеливые возроптали. На что уж проводник — человек ко всему привычный, но и он обратился к Володе:
— Тут есть обход, крюк всего в пяток километров, зато посуху. А здесь намучимся, ой как намучимся!
— Только через болото — немцы перекрыли все подходы к дороге. Нет, мы должны выйти наверняка.
…Вскоре они лежали в негустом подлеске. Высокая насыпь отчётливо рисовалась на фоне чистого голубого неба. Фигурки часовых маячили на расстоянии прямой видимости друг друга. Ряды колючей проволоки, подозрительно чистая полоса изумрудной зелени и тёмная громада дзота, глядящего мрачной квадратной «глазницей», из которой высунулся поблёскивавший на солнце ствол пулемёта. «Здесь идти — всё равно что на расстрел», — расстроенно произнёс автоматчик. Он лежал рядом с Володей и высматривал подходы к дороге в трофейный бинокль. «Именно здесь я и пойду!» — решил Володя Казначеев, подтягивая поближе громоздкую мину.