— Теперь мы попробуем его оживить… — отозвалась Лиза.

Она сама встала к каталке, чтобы перевезти тело в соседнее помещение — к стойке системы реанимации.

— Ничего у неё не получится, — шепнула Скалли Малдеру.

Специальный агенты стояли в сторонке, наблюдая за работой реанимационной бригады.

— Почему ты так думаешь?

— У него была температура семь градусов, а нижний предел для выживания — семьдесят.

— Но если он всё равно мёртв, — заметил Малдер, — то ему терять уже нечего.

— О’кей, — сказал врач — реаниматолог, — давайте начинать.

В горло японца вставили интубационную трубку, через шланг подключив её к аппарату искусственной вентиляции лёгких.

— Доктор Ианелли, вы готовы?

Лиза кивнула.

— Начнём с трёхсот джоулей и ампулы адреналина внутрисердечно.

Процедурная сестра сделала укол, а врач — реаниматолог взял в руки пластины электродов и наложил их на обнажённую грудь японца.

— Приступим, — объявил он. — Разряд!

Тело Йонечи дёрнулось.

— Пульса нет, — доложила сестра, бросив взгляд на экран кардиомонитора.

— Поднимаю до трёхсот шестидесяти. Разряд!

Никакой реакции.

— Её кубик адреналина. Снова триста шестьдесят. Разряд!

На идеально прямой горизонтальной линии, пересекающей экран кардиомонитора вдруг появился излом, за ним — ещё один и ещё один. Всплески, свидетельствующие о сердечной деятельности, участились, амплитуда пульсаций увеличивалась на глазах.

— Появился ритм, — отметила процедурная сестра невозмутимо.

Будучи не в силах больше сдерживать себя, Скалли импульсно подалась к операционному столу.

— Доктор Йонечи, — позвала Лиза, наклонившись к японцу, — вы слышите меня?

Тот захрипел, всасывая кислород через интубационную трубку.

— Вы находитесь в Бостоне, в госпитале, — продолжала Лиза. — Вы двенадцать часов были без сознания.

Веки у Йонечи задёргались. Ещё через секунду он открыл глаза. И забулькал, словно пытаясь ответить Лизе.

— Пока вам лучше помолчать, — вмешалась Скалли. — У вас в горле трубка аппарата искусственного дыхания. Не сопротивляйтесь ему — пусть аппарат дышит за вас.

Однако Йонечи продолжал дёргаться и хрипеть. Он явно не чувствовал себя комфортабельно на этом столе.

— Что-то не так, — озабоченно сказала Ианелли.

— Взгляните на термометр! — крикнул Малдер.

На панели реанимационной системы, показывающей температура тела пациента, светилась надпись «100». Тут же сменившаяся на «105».

Не поверив своим глазам, Скалли тронула ладонью лоб Йонечи и тут же отдёрнула руку.

— Боже мой! — воскликнула она. — Он весь горит!

«110»… «120»… «130»…

— Такого не может быть! — заявил врач-реаниматолог, опуская руки.

Тело Йонечи забилось в конвульсиях и едва не свалилось со стола.

«140»… «150»… «160»…

— Держите его!

Процедурная сестра и Скалли попытались удержать японца, но тут его тело вспыхнуло ярким и жарким пламенем, словно лист бумаги, упавший в костёр.

— Надо же, — пробормотал Малдер, разглядывая обуглившееся до полной неузнаваемости тело. — А ведь он почти уже был жив.

Реанимационное отделение выглядело так, будто здесь взорвалась небольшая бомба. Стойка аппарата искусственного дыхания была свёрнута, экран кардиомотора разбит, под ногами хрустело стекло, на полу и стенах были видны потёки от пены.

Пожарники деловито сматывали шланги, а Скалли допрашивала доктора Ианелли:

— Что произошло, Лиза? Что могло вызвать такую бурную реакцию клеток?

Лиза в расстройстве качала головой:

— Я не знаю. Наверное, соединение, с помощью которого заморозили Йонечи, нестабильно.

— И повышение температуры тела вызвало обратную реакцию — внутренний перегрев?

— Да. Может быть, не стоило вынимать его из ванны… Мы могли его спасти…

— По-моему, — сказал подошедший Малдер, — основной вопрос состоит в том, откуда взялось несуществующее в природе соединение?