Адреналин и кофеин сделали свое дело. Я уже почти чувствовал, как напряжение пульсирует в моем теле. Наконец-то боль в адамовом яблоке стала потихоньку отступать.

Я сделал еще один глоток своего уже остывшего кофе и попытался напустить на себя такой же скучающий вид, какой был у остальных пассажиров, но, учитывая боль в прокушенном языке, легче было сказать, чем сделать. Больно, блин. Думаю, на ближайшее время придется забыть о соли и уксусе.

На данный момент задерживали пять рейсов. Я слышал время от времени британскую или американскую речь, иногда доносилась смесь французского и немецкого, но в основном все разговоры велись на русском или скрепочном.

«Лэндровер-110» все еще стоял на обочине у терминала, ожидая прибытия пассажира, а может, водитель просто хотел убедиться, что его пассажиры действительно сели в самолет и улетели. Я надеялся, что у него были термос и булка.

Двое мужчин вышли из терминала, волоча за собой свои чемоданы, и направились к киоскам. Они были одеты в международную униформу для путешествий американских менеджеров высшего звена, из тех, кому за пятьдесят: голубой блейзер, консервативная рубашка, хлопчатобумажные брюки, начищенные до блеска кожаные туфли и сумка с лэптопом. Они явно были в хорошем настроении и горели желанием им поделиться. Парни, говорившие до этого по-французски и моментально переключившиеся на английский при их появлении, были сегодня счастливыми победителями.

— Эй, ребята, отличные новости. Рейс на Вену отправляется в 12.25. Нам пора на регистрацию.

Раздались вздохи облегчения и шутки по поводу грузинской несостоятельности, после чего вся компания собрала сумки и направилась в сторону терминала.

Я встал, и как раз в этот момент через главный выход вышел Чарли с сумкой для лэптопа на плече. Он увидел, что я уже встал и готов был идти, развернулся и пошел обратно. Я уже собирался было последовать за ним, но тут мой взгляд упал на выпуск последних известий по телевизору. То, что я там увидел, заставило меня почувствовать свое тело таким тяжелым, что в тот же момент мне пришлось сесть обратно.

На экране была «ауди» База.

После этого камера переместилась на блестевшую в грязи лужу крови, прямо под багажником. Должно быть, в одном из дренажных отверстий не хватало заглушки.

Репортер затараторил что-то, после чего полицейский ответил на несколько вопросов. Внизу экрана появилась бегущая строка на скрепочном языке. Я предположил, что это краткое изложение главной новости сегодняшнего утра.

Камера выхватила открытый багажник, где, свернувшись калачиком, словно ребенок, лежал Здоровяк. За спиной у него все еще лежал рюкзак с инструментами. Здоровяк был просто огромным и намного более темным, чем большинство местных.

Крупным планом показали раны Здоровяка. Сотрудники «скорой помощи» стояли рядом с машиной, а криминалисты искали отпечатки пальцев и остатки ДНК.

Я сделал еще один глоток уже ледяного кофе. Меня вдруг настигла мысль о том, что мне нельзя было сейчас выглядеть растерянным. Вокруг слишком много людей, ожидавших свои рейсы, болтавших, куривших и не обращавших внимания на телевидение.

Я попытался успокоиться. Ну и что? С минуты на минуту мы зарегистрируемся на рейс. Меньше чем через час мы уже будем в воздухе.

И вдруг мое сердце вновь забилось с сумасшедшей скоростью, и в этот раз не из-за кофе.

На фоне «ауди», все еще бывшей на экране, репортер совал микрофон под нос трем тинейджерам в разноцветных спортивных костюмах. Двое из них, как казалось, объясняли, что они видели. Третий выглядел так, словно он вообще ничего не понимал. Руки первых двух что-то рисовали на своих прыщавых, обдолбанных героином лицах; я попытался отбросить эту мысль, но, черт побери, какой в этом смысл? Они описывали мою внешность.

После этого на экране снова появилась телестудия, и ведущая что-то рассказывала несколько минут. Затем показали дом, в котором мы были прошлой ночью, и усыпанную полицейскими улицу, а потом на экране появились камеры слежения, установленные во дворе дома База.

Спустя несколько секунд на экране появились фотографии, которые убили последнюю надежду на то, что нам удастся сесть на рейс в 12.25 на Вену.

На несколько секунд на экране появилось черно-белое изображение с камер слежения как раз в тот момент, когда я возвращался в дом, после того как прикончил Красноглазого.

Они повторили этот эпизод снова, после чего сфокусировали камеру на моем лице и включили паузу. Картинка была размытой, но они компенсировали это тем, что подкорректировали ее с помощью художника. Это было первой картиной, которую с меня когда-либо рисовали, и лучше было бы, если бы они этого не делали.

Следующий сюжет с камеры показал нас обоих в масках. Я как раз садился в «ауди» в этот момент, а Чарли направлялся к воротам. Теперь все было официально. Я был в полном дерьме. Не имело значения, кого они назовут убийцей База — меня или Красноглазого, или всех троих. У них было мое фото, и меня уже искали.