Шрифт:
— Зацепить, конечно… Но… а как же классика? Шекспир, например? Или Островский?
— И Шекспира теперь в современных костюмах играют, Ромео — чуть не байкер… Ты что, не знала? И фильм не видела? Хотя у тебя ж видика нет… Драматургиня, нечего сказать! А по Островскому — «Жестокий романс».
— Ой, точно! Я и забыла. Там еще Михалков молодой!
— Вот-вот, и я о том же. Ну кто б это кино, скажи на милость, смотрел без Михалкова? Без красотки Гузеевой восемнадцати лет? Без цыганских танцев? И без романса про Анапу?
— Про Анапу?
— Ну этот же… Как его: «А на-по-следок я скажу-у-у»?
— Нет, но все-таки… а настоящая классика? Традиционная, я имею в виду? — упиралась Вероника. — Согласно авторским вариантам. Она, по-твоему, умерла? Или… отменили ее?
— Ну как тебе сказать… — вздыхала безжалостная Светка. — Не то чтобы умерла… А скажем так — плоховато себя чувствует. Она, скажем так, давно не в расцвете лет. И умные режиссеры это давно поняли. Да что режиссеры! Сейчас вон даже литературную классику на феню переводят! Попроси-ка свой одиннадцатый тебе продвинутого «Онегина» принести! Уж его-то они знают…
После таких бесед случались с Вероникой приступы запоздалого, но поистине свирепого стыда. Мысль о какой-нибудь дурацкой реплике способна была буквально удушить, испепелить!
Приходилось отвлекаться изо всех сил. Вероника занялась генеральной уборкой. Удивительное дело — время на нее откуда-то вдруг нашлось! Вообще время ни с того ни с сего надумало вдруг остановиться, а потом еле-еле тронуться дальше черепашьим шагом. Так что за неделю она успела перемыть весь кафель в кухне и в ванной, перетереть до блеска всю посуду в серванте и наконец-то перегладить все белье до последнего носового платка.
Туська, застав ее штопающей носок на лампочке, вытаращила глаза и спросила:
— Мам, ты воздушный шарик зашиваешь?
Пачки проверенных тетрадей леденяще-симметрично покоились на столе. Проверялись они теперь как бы сами собой и приносили Веронике даже некоторое облегчение: мысли на время переставали панически метаться, перескакивая с одного на другое, и сосредоточивались в невозмутимой области орфографии и пунктуации.
Однако надо было куда-то девать еще и вечера!
Детективы, насильственно перечитываемые по второму разу, шли туго. Нить повествования то и дело терялась. Герои назойливо твердили одно и то же, пока не вспоминалось, что сцена таинственной болезни леди Браун была прочитана еще позавчера.
Вероника отодвигала книгу, подходила к окну. Но теперь никакие призрачные фигуры, сколько она ни вглядывалась, не оживляли ночной пейзаж. Звезды светили холодно и равнодушно. Ноябрь выдался без сантиментов: ни снега, ни дождя, ни солнца. Изредка срывались легкие белые хлопья, но, не достигнув земли, таяли на глазах.
Где-то за прозрачной завесой этих хлопьев скрывались от нее неведомые театры, в которых ставились спектакли традиционные и новаторские, и придирчивые зрители дотошно разглядывали костюмы персонажей — исторические и современные, а быть может, даже с элементами эротики.
Каким же покажется им платье синьоры Вероники? Какими — ее слова и улыбка?
Режиссер, несомненно, угадает это сразу! Увидит словно наяву!
А может быть, он уже УГАДАЛ? УВИДЕЛ?
Ожидание перемен с каждым днем нарастало, нависало в воздухе над притихшими улицами, как диссонирующий аккорд, как стихотворная строфа без последнего слова…
Глава 22
— Не пишешь? Все вдохновения ждешь? — поинтересовался муж, заглядывая в кухню. — Ну, извини, что помешали…
Из-за его плеча выглядывала длинноволосая блондинка. Одна белесая прядь закрывала ей, как Светке, улыбающийся глаз. Но в отличие от Светки блондинке, видимо, это было неудобно, и она время от времени откидывала прядь рукой с перламутровыми ноготками.
«Неужели?!» — с ужасом мелькнуло в голове у Вероники.
— Вот… познакомиться приехали, — сообщила блондинка с милой непосредственностью.
Вероника кивнула и не нашлась что сказать. Сомневаться было больше не в чем.
— Одобряешь мой выбор? — кивнув на свою спутницу (та развратно припала к его плечу), осведомился Николай. — Все-таки бывшая спутница жизни!
И посмотрел на Веронику с запоздалым укором.
Вероника не знала, куда деваться от стыда.
— Коль, ты прости… — жалко забормотала она. — Я и вешалку тебе пришить не успела… Но если б ты предупредил… А я как раз борщ варить собиралась…
— Да ладно! — махнул он рукой и, приобняв блондинку, подтолкнул ее вперед. — Она все сделает!