Шаг. Еще шаг и… нога Рюрика вступила в петлю. Вторая… «Шагни. Шагни!..» — молил про себя Ратимил, уже занеся меч для удара.

— Да где же он?… — гневно крикнул Рюрик.

Это были его последние слова. Оглядываясь, он переступил, вторая его нога оказалась в петле, и Ратимил с силой опустил меч на корневище, перерубив обе оттяжки, натянутые до звона. Согнутые березы одновременно взметнулись к низкому осеннему небу, Рюрика с невероятной силой рвануло вверх сразу за обе ноги, на лету разрывая пополам.

— Я исполнил клятву, Трувор Белоголовый! Исполнил!..

Ратимил кричал, плакал от счастья и бесновался под березами, качающиеся стволы которых мотали половины тела едва ли не самого грозного из всех варяжских конунгов. Кровь разбрызгивало во все стороны, и Ратимил никогда в жизни не испытывал большего торжества. Кажется, он даже не заметил, как меч Нормана пронзил его сердце…

Норман вывел варягов из топей, и они донесли весть о страшной гибели Рюрика (столь же позорной для варягов, как и смерть на кресте для римлян) Вернхиру. Вернхир взял с них клятвы молчания и поведал о случившемся только Олегу. Истина была прочно скрыта, что, впрочем, не помешало самому конунгу рассказать о ней узкому кругу, и в первую очередь, естественно, Сигурду.

— Ты расскажешь об этом только сыну и внуку. И тайна должна умереть в твоем роду.

Затем Олег повелел Сигурду и Перемыслу немедленно доставить к нему княжича Игоря со всеми мамками, няньками, челядью и под крепкой охраной.

Менее чем через год после описанных в романе событий объединенные силы Олега приблизились к Киеву, не встретив никакого сопротивления. Враждебность киевлян к Аскольду возросла настолько, что тот не решился запереться в городе, опасаясь удара в спину, и вывел свою дружину, намереваясь встретить конунга русов, чтобы не дать ему высадиться на берег. К тому времени Зигбьерн уже обошел Киев с юга, а варяги Вернхира — с запада, отрезав все пути отступления. Олег стоял тогда в Любече, где и состоялся последний военный совет.

— Моим именем поклялся воевода Ставко, и я не стану брать Киев приступом, — заявил Олег. — Жду ваших дум, бояре и воеводы.

— Из Смоленска идет торговый караван, — сказал Донкард. — Замени купцов дружинниками и сплавься до города. Пока Аскольд поймет, у тебя хватит времени высадиться и завязать битву. Перемысл под твоим прикрытием тоже успеет высадиться, а Зигбьерн крепко нажмет с юга. И хорошо бы взять с собой княжича Игоря.

На том и порешили. Аскольд не задержал каравана, позволив ему причалить. Однако Олег, высадившись на берег, изменил первоначальный план и, назвавшись, вызвал Аскольда на поединок. Аскольд не мог отказаться, поскольку в случае отказа терял не только уважение дружины, но и власть конунга. Это была тяжелая битва, но в конце концов Олег одолел Аскольда. За поединком наблюдали жители Киева, высыпавшие из города, а когда Аскольд пал мертвым, Сигурд передал Олегу княжича Игоря. Олег поднял сына Рюрика, напомнил киевлянам об их клятве, и Киев заново подтвердил ее. А войдя в Киев, Олег произнес знаменитую фразу:

— Киев будет матерью городов русских!

В переводе на современный язык это означает, что он провозгласил Киев столицей всех подвластных русам земель.

Вскоре после взятия Киева и провозглашения его стольным городом состоялась свадьба Нежданы и Сигурда, которую почтил Олег в качестве посаженого отца невесты. Поначалу у них рождались девочки, и только третьим наконец-таки родился сын, которого обрадованный отец назвал варяжским именем Свенди согласно обещанию, данному когда-то Рюрику. Сын варяга и славянки стал куда более известным истории, нежели его родители, и сегодня вы найдете его в любой энциклопедии под именем Свенельда.

Знаменитый полководец, воевода князей Игоря и Святослава, фактический правитель Киевской Руси при регентстве овдовевшей княгини Ольги.

Олег взял в жены Берту, а с нею в приданое и всю землю русов. Берта родила ему дочь, получившую родовое имя Ольга, но умерла при родах, а Олег не имел права на повторную женитьбу согласно древним обычаям. Это ожесточило его характер, он находил утешение только в расширении и укреплении своей власти, хотя формально великим князем Киевской Руси считался Игорь. Олег упорно не подпускал его к делам, порою даже не ставя в известность о своих намерениях. Это вызывало обоюдные трения и недовольства, и знать Киева разделилась на две непримиримые партии, пока…

Но об этом — чуть позже. Неуемная деятельность быстро овдовевшего Олега, теперь тоже официально именуемого князем, в конце концов привела к нарушению клятвы, которую от его имени когда-то дал Ставко славянским князьям. Вскоре он примучил (так сказано в Летописи) древлян, завершил начатый еще Хальвардом переворот в Смоленске, заточив князя Воислава, заставил северян и радимичей платить дань ему, а не хазарам, от чего им, естественно, легче не стало. Это вызвало недовольство даже среди его самых верных помощников, и Ставко в личной беседе вынужден был просить Олега снять с него клятву на верность.

— Я многим обязан тебе и только поэтому прощаю твою дерзость, — сухо сказал Олег. — Поедешь наместником в Псков, я не желаю тебя больше видеть.

Однако вспомнить о своем наместнике Олегу вскоре пришлось. Сигурд продолжал верно исполнять данную Рюрику клятву, служа Игорю, но дружбы с Олегом не прекращал, поскольку они были связаны почти родственными узами. Но когда князь Олег отправился «отмстить неразумным хазарам», Сигурд не вернулся с Игоревой княжеской охоты. Не вернулся — и все, без объяснений, и Неждана в горе и страхе за детей пряталась с ними, как могла, пока не дождалась Олега. Выслушав ее сбивчивый рассказ, он коротко распорядился: