– Тайка...

– Отдохни. Чуть-чуть. И бежим. Ты должен спасти меня. Ведь теперь у нас будет мальчик.

– Мальчик?..

– Да, да. Ты всю жизнь копил силы, и, значит, будет мальчик.

Всю жизнь. Целых шестнадцать лет.

– Может быть, я успею предупредить?

– Уже не успеешь, уже светает. Уже вышли патрули. Ты отвечаешь теперь за нас. Ведь ты стал мужчиной.

Торопливо приводим себя в порядок. Я не могу сейчас спорить: нежность переполняет меня. Но я уже могу думать. И я знаю, что сделаю: я выведу Тайку к станции, спрячу ее и доберусь до наших.

– Тихо,- шепчет Тайка.- Я знаю дорогу.

Она первой выбирается из ложбинки. Из нашей брачной постели. Крадемся сквозь синеватый лес...

С оглушительным треском ломается сухая жердина. Замираем. Кто на нее наступил?

Опять треск. Не мы!..

– Стой!..

– Кому кричишь?

– Да вроде...

– Нет тут никого. Одни жмурики.

Тяжелые шаги надвигаются на нас. Все ближе. Я сжимаю взмокшую руку Тайки. И - в самое ухо:

– Бежим. В разные стороны. Встретимся на станции.

– Боюсь...

– Беги!..

Я толкаю ее вперед. Качнувшись, она бежит, беззвучно скользя в кустах. Только шорох ветвей.

И голос. Почти рядом:

– В кустах вроде кто-то.

– Зверь. Пальни для страху.

Гремит выстрел. Как обвал.

Я срываюсь с места. В отличие от Тайки я бегу напрямик, не выбирая дороги, шумно проламываясь сквозь сосняк. Я верю, что уйду, я теперь счастливый и сильный, я уведу их от Тайки.

– Вон он!..

Выстрел. Не слышу пули, но знаю, что бьют в меня. Кручусь среди сосенок, меняю направление. Еще выстрел.

Взбегаю на какой-то пригорок, внизу - яма. Огромная, смердящая кровью и тленом. Только бы не свалиться...

Удар в спину. Страшный, невероятной силы удар, ломающий все. И, уже падая с насыпи вниз, в могилу, слышу выстрел. Последний, и меркнет свет.

Но прихожу в себя быстро. Чувствую, что лежу лицом вниз на чем-то холодном, но податливом, человеческом. Или на том, что было когда-то человеческим. Боли не ощущаю, но от ужаса, что лежу на трупах, хочу вскочить... И тут же острая боль пронзает меня. Темнеет в глазах, я почти теряю сознание...

Поверху топот. И голоса. Те же:

– Двое их было. Двое!..

– Да один. Здесь где-то он. По откосу бежал...

Значит, Тайка ушла. Ушла моя Тайка с моим ребенком. Ушла...

И снова -тьма и тишина.

3

Прихожу в себя, когда почти светло. Солнца еще нет, в яме глухо, смрадно и сумрачно, но небо голубое. Такое голубое... А я - на мертвецах, чуть присыпанных песком. Сразу все вспоминаю, снова ужас охватывает меня, я пытаюсь вскочить, и опять невыносимая боль...

Но сознание я удерживаю. И понимаю, что ниже пояса я недвижим. Я могу поднять голову, могу опереться на руки, я чувствую ледяной холод грудью и... И это все. Все, что я могу. И я волоку свое тело по трупам, превозмогая боль. Куда-то. Пока могу.

А потом опять наступает провал.

Солнце поднимается выше, я возвращаюсь из небытия, ощущая его спиной. И еще я чувствую, как что-то теплое стекает по мне, и понимаю, что это кровь. Капля за каплей.

А ведь ты убежала от них, Тайка. Ты спаслась, жена моя, ты спасла моего сына, если ему действительно суждено быть зачату в эту ночь. Я хочу верить. Очень хочу. И ползу...

А еще я хочу пить. От тяжелого смрада, от потери крови, от слез, ужаса и отчаяния.

А еще я хочу жить. И упрямо ползу, капля за каплей теряя силы и жизнь.

Силы кончаются раньше. Я еще слышу птичий гомон, я еще ощущаю смрад и тлен, но уже не могу волочь за собой свое полумертвое тело. А птицы поют. Как поют птицы!..

Я то проваливаюсь в забытье, то воскресаю, и то ли в забытьи, то ли в коротких воскрешениях передо мной проходит моя жизнь. Я вижу отца и Крым, маму и поездку, тетю Клаву и дядю Сережу, двор и беспризору, Семена Ивановича и наш "топтрест". Всех вместе и отдельно - Тайку. Мою Тайку.

Я перестаю чувствовать свои ноги, боль покидает меня, и холод, вечный последний холод постепенно охватывает все тело. Даже не холод - Великое Оледенение. Я уже не ощущаю, течет ли кровь из раны в позвоночнике, я просто знаю, что иду к маме. Капля за каплей.

Все чаще и все глубже провалы. Тишина и чернота обрушиваются на меня вдруг, мне все труднее возвращаться в этот мир. Где светит солнце, где живет Тайка, где поют птицы, где жил я.

Уходит солнце, и уходит жизнь. Все гуще темнота даже тогда, когда возвращается сознание. Я уже почти ничего не различаю, я уже почти не вижу собственных рук, но я еще слышу. Кажется, какие-то голоса, кажется; чей-то крик... Зина? Откуда здесь Зина? И выстрелы. И щеками, которых мне так и не пришлось побрить, чувствую, как падают в яму очередные тела. Четырежды дружно вздрагивают мертвецы в братской могиле...