До острова Сан-Пьетро было далековато, и Джован Баттисте пришлось просить знакомого гондольера подвезти их туда. В церкви собралось немало других мальчиков, готовых к пострижению, и уже прошедших через этот обряд маленьких аббатов. Кроме того, было много взрослых прелатов с зажжёнными свечами. Все притихли в ожидании патриарха. И вот после тщательного каждения алтаря сквозь сизый дым ладана появилась осанистая фигура его преосвященства Джованни Бадоэра, который громко произнёс на латыни начальные слова молитвы, тут же подхваченной церковным хором. Затем он занял место в золочёном кресле и, прочитав несколько строк из книги в малиновом переплёте, которую держал перед ним молодой прелат, не теряя времени, стал вызывать по списку ожидающих пострижения мальчиков. Один из служителей держал перед патриархом серебряный поднос с ножницами. У каждого подходившего по вызову отрезались пять прядей волос, которые падали в плетёную корзину, перевязанную парчовой лентой. Камилла вздрогнула и прижалась к мужу, услышав возглас:

— Антониус Лучиус Вивальди!

Дон Франческо взял мальчика за руку и повёл к креслу патриарха, прошептав:

— Идём же, сын мой. Не робей!

Антонио преклонил колени перед сидящим в кресле патриархом и низко склонил рыжую голову, словно кладя её на плаху.

— Как у него дела в церкви и с учёбой? — спросил тот.

В ответ дон Франческо заверил патриарха, что Антонио прилежно посещает службу и раз в месяц исповедуется и причащается. Он показал также отчёт дона Изидоро о примерном поведении юнца и хороших оценках по Закону Божьему.

— Ваше преосвященство, следует только учесть, — пояснил дон Франческо, — что мальчик не совсем здоров. У него врождённая недоразвитость грудной клетки.

Патриарх что-то произнёс на латыни, но смысл сказанного был непонятен Антонио. Затем он взял с подноса большущие ножницы, откромсал пять прядей и, ласково потрепав его по щеке, позвал следующего мальчика.

«Папа лучше меня стрижёт», — подумал Антонио, почесывая проплешину, образовавшуюся на затылке. Вернувшись домой, Джован Баттиста первым делом привёл в порядок косматую голову сына с тонзурой на затылке. Отныне Антонио — chierico,то есть послушник самого низшего ранга. По-видимому, патриарх внял просьбе дона Франческо учесть слабое здоровье юного неофита. Вместо того чтобы направить Антонио вместе с другими мальчиками после пострижения в одну из духовных семинарий на острове Мура-но, он распорядился отдать его в услужение к падре Джованни Кавалли, настоятелю церкви Сан-Джеминьяно [8] на Сан-Марко.

Обряд пострижения — это пока всего лишь формальный акт. Чтобы стать священником, надо преодолеть все четыре ступени нелёгкого церковного послушания. Первая из них даёт право на получение звания ostiario —привратника. К сожалению, дону Франческо, сделавшему так много для наставления Антонио на путь служения церкви, не суждено было присутствовать на самой этой церемонии в церкви Сан-Джеминьяно. Накануне беднягу скрутила и уложила в постель подагра, что было так некстати.

— Хотя падре болен, нам придётся всё же идти одним, — сказал Джован Баттиста, успокаивая расстроенную Камиллу. Втроём они отправились на Сан-Марко. В церкви Сан-Джеминьяно их поджидал настоятель дон Кавалли. После чтения нескольких молитв на латыни он объявил, что отныне Антонио становится прислужником, в обязанности которого входит открывание и закрывание дверей храма, а также в нужный момент позвякивание колокольчиком в ходе службы. Пока это немного, но уже первый и столь необходимый шаг к намеченной цели. Затем дон Кавалли добавил, что мальчик должен каждое утро являться в церковь и приносить из дома еду. Антонио предстояло провести здесь несколько месяцев, прежде чем он сможет перейти на послушание в другую церковь для получения очередного духовного звания.

Пока всё складывалось очень удачно для мальчика. По причине слабого здоровья его не упрятали в семинарию. Он мог проходить послушание, сколь бы обременительным оно ни было, живя дома в кругу семьи и отдавая всё оставшееся время своей скрипке. Несмотря на приносимый с собой каждое утро кулёк с рыбой и полентой [9] или с чем-нибудь ещё, после нескольких часов, проведённых в Сан-Джеминьяно, он поспешал домой, подгоняемый волчьим аппетитом.

— Церковь ему явно на пользу, и он ест за троих, — шутила Камилла, видя, как сын за ужином уплетает за обе щеки.

К сожалению, дела в семье шли со скрипом. Прокормить семь ртов было нелегко. А тут ещё непредвиденные расходы — похороны в складчину всем приходом священника дона Франческо, которого подагра доконала и вогнала в гроб. Вдобавок надо побеспокоиться и о новой рясе для Антонио. Вместе с двумя коллегами из оркестра Джован Баттиста направил в правительственную канцелярию просьбу о повышении годового жалованья «за долголетний примерный труд». Наконец пришёл ответ о принятом решении повысить жалованье до 25 дукатов в год. Эта прибавка вместе с доходами от цирюльни позволяла лишь сводить концы с концами.

Но тут ещё плодовитая Камилла снова оказалась на сносях. В отличие от многих своих коллег Джован Баттиста никогда не практиковал подпольную хирургию. В таких деликатных случаях он предпочитал обращаться к повитухе или знакомому лекарю, хотя их услуги били по карману. К тому же и лекарства для Антонио, без которых он не мог существовать, обходились в копеечку. Как бы там ни было, а повитуху Маргариту давно можно было считать чуть ли не членом семьи. Её то и дело вызывали во время схваток, а те оказывались то преждевременными, то запоздалыми. Маргарита Веронезе была на хорошем счету в городе. После двухгодичных курсов анатомии и акушерской практики она выдержала экзамен в Коллегии приоров медицины. В очередной раз будучи вызванной на дом к Вивальди, она заявила: