Шрифт:
Он гневно сжал губы и отвернулся от сестры.
– Она тебе нравиться, но что ты хочешь от неё?
Курт ничего не ответил, а лишь прижал Алису к себе, как будто её хотели отнять у него, но виновато отвёл глаза, заметив ироничный взгляд сестры.
– Что ты видишь?
– немного погодя спросил он, зная, что Халлина сильная провидица. И хотя она не любила делиться своими мыслями, иногда могла дать ответ.
Она протянула руку и коснулась плеча брата, передавая ему видение, и Курт испуганно вздрогнул.
Он увидел себя… точнее своё бездыханное тело на коленях Алисы, а она оплакивала его, прижимая к своей груди. Это было лишь виденье, но та боль, отчаянье и горе, что шло от Алисы, прошло обжигающей волной через сердце.
– Если ты будешь поступать правильно, всё закончится хорошо.
– Как? Как правильно, Халлина?
– воскликнул он громко. Алиса недовольно заворочалась, но уткнувшись в руку Курта, успокоилась.
Он поправил съехавшее одеяло и погладил по плечу.
– Дарнкухт, ты же знаешь, я не могу… но так как эта ветвь судьбы очень явная, я дам тебе совет: не бери Алису силой, иначе ты погубишь и её и себя. Она чистая, светлая… хотя это ты и без меня видишь. Но у тебя есть и другой путь: отпустить её, и всё останется как есть сейчас.
– Она меня ненавидит?
– Ты так и не научился читать ауру?
– с лёгкой насмешкой произнесла Халлина.
Он покачал головой.
– Нет, ненависти он к тебе не испытывает. Смятение, страх, да, но не ненависть.
Курт благодарно улыбнулся сестре.
– Но что делать с кланом? Я же не могу скрывать её вечно.
– Дарнкухт, ты словно несмышлёный ребёнок, - звонко рассмеялась она.
– Что плохого в том, что Алиса будет рядом с тобой? От кого ты хочешь её скрывать? От своих соратников? Твой клан уважает тебя и каждое твоё слово для них незыблемо, не создавай себе лишних проблем.
– Спасибо, Халлина.
– Я люблю тебя, брат.
850 лет назад. Марох. Утро, десятый день весеннего месяца.
С Силлу доносился густой горячий ветер, раскалённый под Ану, - солнцем, которому все подданные царства Аххарр уже год возносит молитвы, прося продлить дни великого и мудрого правителя Каха. Но он угасал, и не было в Марохе того, кто не скорбел об пока ещё не ушедшем правителе. Даже Дарнкухт, наследник и любимый сын был облачён в траурные одежды белого цвета, но никто не верил в его искренность. А многие даже поговаривали что якобы он сам ускорил кончину отца жаждая власти и силы, что должна перейти к нему после того как огонь в глазах великого мароха погаснет. Но это было не так. Ках болен очень, очень давно, и его смерть была неминуема.
– Сестра, тебе известна причина, по которой отец позвал нас?
– очень тихо спросил Дарнкухт и недоверчиво сузил глаза, когда Халлина покачала головой.
Она врала, он был уверен в этом. Но читать ауру этот марох так и не научился. Слишком сложна, слишком условна эта наука, да и талант к этому надо иметь не малый, талант которым мужчины были Мароха обделены.
Дарнкухт сжал кулаки. Ещё немного. Осталось немного. Двадцать четыре года назад, когда он вошёл в совершеннолетие, в нём проснулись новые силы. Первой мыслью было, что отец образумился и к его столетию решил преподнести сыну подарок, но это было не так. Теперь-то ему известно, что от великого пока ещё правителя Каха это не зависит…
Дверь, перед которой стояли Дарнкухт и Халлина распахнулась, прерывая мысли молодого мароха, и на пороге появился один из Судей, призванных послушать, что желает сказать Ках своим детям.
– Никакой магии, - напомнил он, хотя это было без надобности. Всем известно, что любой, даже незначительный импульс убьёт старика.
Халлина взяла под руку брата, и они прошли в тронный зал, где сидел Ках.
“А по его виду и не скажешь, что он слаб и немощен, - ухмыльнулся Дарнкухт.
– Хотя такая власть, сила и опыт, что владеет этот марох, откладывает свой отпечаток. Вполне возможно, что и после смерти он будет выглядеть так же”.
Осмотрелся. Разумеется, Судья был не один. Собрался весь Совет, и Дарнкухту было очень интересна причина столь пристального внимания к их семье. Лишить его права занять место правителя царства Аххарр не в силах ни они, ни сам отец… так в чём же дело?
Халлина подняла глаза и на щеках её появились слёзы.
– Не стоит тосковать обо мне дочь, я позвал вас не за этим, - прокряхтел Ках, и она смиренно опустила голову, признавая свою вину.
– Сын, - посмотрел он на Дарнкухта, и тот сделал шаг вперёд, - сегодня в твои руки перейдёт Аххарр, царство, которым я правил почти три тысячи лет и сила, которой ты недостоин.
Дарнкухт тихо зарычал, но сдержался, чтобы не сказать всё, что он думал. Ках умирает, а значит, может говорить всё, что захочет, это уже не имело никакого значения.
– Сын, твой путь только начался, но твои шаги лишены мудрости. Твои помыслы черны и алчны… - Ках прикрыл глаза, и по его щеке скатилась одинокая слеза.
– Моя кровь в тебе, но мне больно видеть, кем ты стал. Мне больно знать, что в твоих руках будет то, что наш род строил с любовью тысячелетиями.
Ках замолчал на мгновение и поднял глаза, в которых уже не было грусти.