Шрифт:
– Это можно, – согласился Ремез. – Я тоже в таком вырос. Очень удобное гнездо. И главное – ни у кого больше такого нет.
И они сплели на ветке ивы рукавичку из травы, выстелили ее пухом. Сидели в ней, радовались: и уютно, и тепло, и не достать никому.
Но это ведь только от одной заботы избавился Ремез. А сколько их еще у него! Нужно сообразить, какого цвета и какой величины яички снести, чем птенцов кормить. Нет, это пока сидишь ты в отцовском гнезде, тебе не нужно ни о чем думать и нет у тебя никаких забот, а когда свое гнездо вьешь, сколько их сразу появляется – батюшки мои!
ЧЕРЕПАШЬЯ МУДРОСТЬ
По Среднеазиатской пустыне ползла среднеазиатская Черепаха. Ей очень хотелось есть, а поесть было нечего: весна была позади, трава успела выгореть, кустарники облететь. Кругом – запустенье, тишь. Время от времени Черепаха привставала на цыпочки, вытягивала шею: не видно ли впереди чего. Только началось лето, и уже ни травинки в пустыне.
– Что делать? Как быть?
Надо бы присесть, подумать. Но велика ли у Черепахи голова? С детский кулачок. Много ли в ней мыслей! Черепаха уже не один раз присаживалась, думала, но так ничего придумать и не смогла. И все-таки присела еще раз. Сидела, глядела прямо перед собой и перекатывала в крохотной головке одну и ту же думу:
– Что делать? Как быть?
И решила наконец:
– А прилягу-ка я, подремлю. Утро вечера мудренее.
Она отыскала старую брошенную Тушканчиком нору, оправила, углубила ее, устроила себе спаленку и легла спать.
Черепаха спала не день и не два – осень и зиму. Проснулась весной. Пустыня была расцвечена травами. Еды вокруг было много, голод не пугал больше. Значит, верно она решила – лечь спать: поспала, и беда миновала.
– Надо быть очень мудрой, чтобы вот так легко выходить из трудных положений, – похвалила себя Черепаха.
И теперь всякий раз, когда выгорает пустыня и надвигается голод, Черепаха отыскивает чью-нибудь старую нору и ложится спать и спит до тех пор, пока беда не проходит.
КАК ЛУНЬ ПТЕНЦОВ ИСКАЛ
Гнездо Чомги болотный Лунь приметил, когда Чомга только еще строила его. Построили они его с мужем прямо на воде и потом по очереди грели семь зеленоватых с желтым яичек. Лунь кружил в небе, высматривал добычу. Еды требовалось много: себя накорми, жене принеси. Такой уж у них обычай: она в гнезде сидит, он еду добывает.
Кружил Лунь под облаками, поглядывал на гнездо Чомги, радовался:
– Сейчас как-нибудь перебьюсь: где мышь изловлю, где лягушатники поем, а вот выведутся у Чомги птенцы – и поем же я птенчатинки.
Все продумал, все рассчитал Лунь: семь яичек в гнезде у Чомги, семь птенцов вылупится. Четырех он съест, трех жене снесет. Если бы птенцов восемь было, он бы и жене четырех снес, а раз их только семь, то лишний должен ему принадлежать – за ожидание.
А Лунь и верно долго ждал: полмесяца Чомга несла яички да четыре недели высиживала. Потерпи столько-то! И все-таки вытерпел Лунь, дождался.
Дождалась и Чомга своей радости: услышала – выклевывается птенец из яичка и зажмурилась от счастья. Слушала, как, попискивая, вылезают из яиц птенцы, и считала:
– Первый... Второй...
Она насчитала шесть голосов: ведь у каждого птенца свой голос! Шесть! Значит, одно яичко оказалось пустым, значит, одно яичко она грела зря. Жаль.
– Но ведь шесть ребят – это тоже хорошо, шесть ребят – это тоже семья, – сказала Чомга и, как только подсохли птенцы, свела их на воду.
Лунь кружил в небе. Увидел птенцов Чомги и не поверил своим глазам. Шесть! Почему не семь? Ведь в гнезде лежало семь яиц. Он не один раз считал – семь. Значит, из одного яйца не вылупился птенец, значит, одно яйцо оказалось пустым. Жаль.
– Но ведь шесть птенцов – это тоже хорошо, шесть птенцов – это тоже мясо, – воскликнул Лунь и стал падать на детей Чомги, прикидывая на лету, которого из них унести первым.
Чомга тревожно вскрикнула, распушила на спине перья. Птенцы метнулись к ней, и через минуту Чомга погрузилась в воду.
Ничего не понимая, Лунь взмыл в небо. Только что на воде были птенцы, куда они могли деться? Чомга ушла под воду, но птенцы еще не умеют нырять. Куда исчезли они?
Чомга вынырнула далеко от гнезда. Из распушенных на спине перьев торчали желтые клювики. Вскоре Лунь увидел возле Чомги ее птенцов и взмахнул крыльями:
– Да вот же они! Как я мог не заметить их! – и он начал быстро снижаться.
И Чомге опять пришлось нырять. И снова Лунь остался ни с чем. Он караулил птенцов и на второй и на третий день. И Чомга не выдержала, сказала:
– Этот разбойник не даст нам теперь покоя, так и будет выслеживать да сторожить.
И она улетела на озеро. Когда летела сна, из ее взъерошенных на спине перьев торчали желтые клювики.
Лунь был доволен:
– Чомга улетела, и птенцы теперь мои.
Он кружил над речкой, искал и не находил их. Куда они могли деться? Нырять они пока не умеют и летать тоже. Так куда же они могли спрятаться?