Ты все прекрасно знаешь, думал Бруно. И я заявляю: тебе не удастся меня провести. Ты больше, чем кто–либо другой, понимаешь, что начинает происходить.

Что–то неладно, подумал доктор Стокстилл. Почему Уолт Дейнджерфильд замолчал? Может быть, у него закупорка кровеносных сосудов или что–нибудь в этом роде?

Затем он заметил кривую победоносную усмешку беззубого рта Бруно Блутгельда. Стокстилл сразу же догадался: физик приписывает случившееся влиянию своего мозга. Параноидальная мания всемогущества: все, что происходит, происходит из–за него. Он брезгливо отвернулся, повернув стул так, чтобы больше не видеть Блутгельда.

Сейчас он перенес свое внимание на молодого негра. Да, подумал он, вполне может быть, что это тот самый негр–продавец, который давным–давно открывал ТВ–магазин напротив моего офиса в Беркли. Пожалуй, я подойду и спрошу его.

Поднявшись, он подошел к Эндрю Джиллу и его соседу.

— Извините, — наклонился он к негру, — вы, случайно, не жили в Беркли и не продавали телевизоры на Шаттак–авеню?

Тот сказал:

— Доктор Стокстилл! Как тесен мир! — И они обменялись рукопожатиями.

— Что случилось с Дейнджерфильдом? — с беспокойством спросил Эндрю Джилл.

Сейчас к приемнику подошла Джун Рауб и начала вертеть ручку, пытаясь его настроить. Остальные слушатели стали собираться вокруг, сбиваясь в маленькие печальные группки, перешептываясь, давая советы.

— Думаю, ему конец, — продолжал Джилл. — Как вы считаете, доктор?

— Если так, — сказал Стокстилл, — это трагедия.

В дальнем углу комнаты Бруно Блутгельд поднялся на ноги и провозгласил громким хриплым голосом:

— Началось всеобщее уничтожение. Каждому присутствующему будет даровано достаточно времени, чтобы признаться в своих грехах и раскаяться, если он сделает это искренне.

В комнате стало тихо. Один за другим все повернулись к Блутгельду.

— У вас здесь что, есть проповедник? — спросил негр у Стокстилла.

Доктор быстро сказал Джиллу:

— Триз болен, Энди. Его надо увести отсюда. Помогите мне.

— Конечно, — согласился Джилл, следуя за доктором к Блутгельду, который продолжал ораторствовать.

— Взрывы в верхних слоях атмосферы, которые я вызвал в тысяча девятьсот семьдесят втором году, были только началом нынешних деяний, санкционированных самим Господом в премудрости Его. Загляните в Апокалипсис, там все сказано… — Он увидел подходивших к нему Стокстилла и Джилла. — Вы очистились? — спросил он. — Вы готовы предстать перед грядущим судом?

И тут из динамика раздался знакомый голос, слабый и дрожащий, но все узнали его.

— Прошу прощения за паузу, — сказал Дейнджерфильд, — но я почувствовал головокружение, должен был прилечь ненадолго и не заметил, как кончилась пленка. Так или иначе… — засмеялся он своим прежним, таким знакомым смехом, — я снова в эфире. По крайней мере, на некоторое время. Итак, что я намеревался сделать? Кто–нибудь помнит? Подождите–ка… Зажглась красная лампочка: кто–то вызывает меня снизу. Минуточку…

Люди в зале облегченно и радостно зашумели. Они повернулись к приемнику и забыли о Блутгельде. Стокстилл и Джилл тоже подошли к радио, и с ними негр–продавец. Они присоединились к группе улыбающихся людей и стояли в ожидании.

— Я получил заявку на «F"ur Mich Bist Du Sch"on» [5] , — сказал Дейнджерфильд. — Можете себе представить? Кто–нибудь помнит сестер Эндрюс? Верьте или не верьте, но старое доброе американское правительство любезно снабдило меня записью сестер Эндрюс, поющих эту старомодную, но любимую народом песенку… Видимо, они сочли, что я должен стать своего рода хронокапсулой на Марсе. — Он засмеялся. — Итак, «F"ur Mich Bist Du Sch"on» для какого–то старого чудака из района Великих озер. Слушайте!

Послышалась музыка, звонкая и архаичная, и люди в зале радостно и благодарно расслабились, откидываясь один за другим на спинки стульев.

Выпрямившись рядом со своим стулом, Бруно Блутгельд слушал музыку и думал: не могу поверить. Тот человек наверху не существует. Я сам довел его до полного уничтожения. Должно быть, это какой–нибудь обман. Мошенничество. Я знаю, там ничего нет.

Как бы то ни было, понял он, я должен приложить больше стараний. Я должен все начать снова и на этот раз обрушиться на него со всей возможной силой.

Никто не обращал на Бруно внимания, все были увлечены передачей, поэтому он тихо отошел наконец от своего стула и вышел из холла наружу, в ночную тьму.

Впереди по дороге, над домом Хоппи, светилась, пульсировала и гудела высокая антенна. Бруно Блутгельд, недоумевая, рассматривал ее, направляясь к тому месту, где он привязал свою лошадь. Что делает фокомелус? За окнами домика, крытого толем, сияли огни; Хоппи был занят работой.

Не забыть бы о нем, сказал себе Блутгельд. Фокомелус должен прекратить существование вместе с остальными, потому что он такое же зло, как и все они. Может быть, даже гораздо большее.