— Но мы же договорились, что дежурить будем по двое, — напоминает Хинес, едва сдерживая возмущение, — что два человека все время должны бодрствовать и что если один засыпает, второй обязан его разбудить либо оповестить еще кого-нибудь. И вот вам!

Марибель ничего ему не отвечает. Зато Ампаро высказывает довольно логичную мысль:

— В любом случае вина падает на Ибаньеса. Ясно ведь, что она заснула первой… а он ничего не сделал.

— Так оно и было? — обращается Хинес к Марибель. — Ибаньес действительно не спал, когда тебя сморило?

— Да… наверное… Мне очень хотелось спать!

— И теперь мы не знаем… не знаем, как исчез Ибаньес, — сетует Хинес.

— Как? — переспрашивает Ампаро. — Да точно так же, как вчера… в ущелье…

— Да, черт возьми… да, вполне возможно! — говорит Хинес. — Но мы ничего не можем сказать наверняка. Никакой ясности. Он вполне мог просто взять и уйти… В конце концов, вчера, если честно, ему тут досталось по первое число.

— Ну разумеется! — вздыхает Ампаро. — Вот и нашли виноватую во всем, что происходит вокруг.

Между тем Марибель, понемногу сбрасывая с себя сон, хочет встать. Но гримаса боли искажает ее лицо, как только она опирается на ногу. Марибель вскрикивает, и на помощь ей спешат Ньевес и Мария — чтобы не дать упасть. Хинес тоже поддерживает Марибель, но делает это рассеянно; он о чем-то глубоко задумался, в голове его явно засела какая-то мысль.

— Нет, ясности тут нет. А мне бы хотелось иметь ясность, — вдруг заявляет он, ни к кому конкретно не обращаясь и словно рассуждая сам с собой.

— А какая ясность тебе еще нужна? — спрашивает Марибель, которая уже окончательно проснулась. — Обратите внимание на то, кого именно он увел.

— Кто? — уже не сдерживая бешенства, спрашивает Хинес. — Старик с мешком? [15]

— Шути не шути, а спастись от него тебе не удастся, — одергивает его Марибель. — Его план шаг за шагом претворяется в жизнь.

— Не понимаю, как вы можете спорить в таком тоне, — говорит Ньевес жалобным голосом. — Ибаньес… исчез… И мы все тоже исчезнем — один за другим.

— Успокойся! — Мария обнимает Ньевес. — Ну же, успокойся! Пока мы еще ничего не знаем. Мы даже не добрались до этого проклятого города.

Ампаро продолжает сидеть и смотрит снизу вверх на своих товарищей. Она не участвует в общем разговоре, но ее серьезный и встревоженный взгляд мало вяжется с тем, что она механически продолжает укачивать Уго, как мать ребенка.

— Мария права, — говорит Хинес, — мы не должны падать духом, прежде чем… Надо завершить хотя бы первый этап. Надо идти в город; он… он уже совсем близко… и сейчас… наконец рассвело. Давайте воспользуемся тем, что все мы проснулись так рано, и двинемся в путь… потом будет жарко…

— Ну разумеется, ты у нас такой оптимист… — говорит Марибель. — Ты… лучше всех к нему относился, даже лучше, чем мы, девчонки. Тебя он оставит напоследок.

Ампаро и Ньевес молча переглядываются, не в силах выдавить из себя ни звука. И даже сам Хинес, хотя и мотает непрерывно головой в знак протеста, не может побороть впечатления, которое произвели на него, как и на всех, слова Марибель.

— А что касается твоей невесты… тут вообще разговор особый, — добавляет Марибель. — Ты ведь помнишь, как не нравились Пророку так называемые добрачные связи…

— Дура ты! Какая она мне невеста! — срывается Хинес.

— Ну, значит… любовница — назови как хочешь.

— Да тихо вы! — умоляет их Ньевес.

— С меня хватит! — вдруг говорит Мария. — Хватит! До сих пор я терпела вас из вежливости, вела себя как воспитанный человек. Но раз уж вы позволяете себе такое… значит, и я в долгу не останусь. Я сыта по горло вашими дурацкими сварами! Хотя чего от вас ждать, в ваши-то годы — вы хламье, вы уже вышли в тираж. Все вы одинаковые — и похожи на моих родителей: распутничаете втихаря, боитесь делать то, что вам на самом деле хочется, а потом скулите, жалуетесь… Все превращаете в трагедию. Что вы, интересно, подстроили тому типу? Скинулись и сняли для него шлюху? Почему я до сих пор так и не услышала о том… о том, какие вы сволочи, даже Хинесу не хватило духу рассказать. Так что? Все так и было? Да? Скорее всего! А парень неправильно среагировал… Так все уже быльем поросло! Хватит! Что вы все, на самом деле!.. Целых двадцать пять лет пережевывать эту историю… эту дурацкую ссору?.. Очешуеть можно! Вот Хинес — он не такой, понимаете? Хинес другой, за это я его и люблю. Но с тех пор как он встретился с вами… вы его… вы его заражаете вашей… вашей тупостью и никчемностью, но ты, — она поворачивается к Хинесу, — ты не поддавайся, милый. Ты ведь не веришь тому, что несет эта тетка? Скажи мне, что не веришь…

Хинес медлит с ответом. Он с изумлением глядел на Марию, пока она произносила свою речь, да и сейчас продолжает смотреть на нее, не меняя выражения лица.

— Разумеется не верю… — говорит он наконец. — Но ты…

— Вот и не поддавайся им. Если ты не дашь слабины, я буду с тобой до конца, до самого последнего мига.

— Как славно! — говорит Марибель. — Как приятно видеть двух любящих друг друга людей… которых никогда не разлучить никакой силе. Только вот скажи-ка мне, детка, а как ты можешь объяснить все происходящее? — Марибель делает рукой широкий жест.