Майкл вдруг ощетинился и зарычал, предупреждая о появлении кита. Но кит не делал новых атак. Он медленно кружил около шхуны, как бы разглядывая своего врага.

— Бьюсь об заклад, что все эти удары дают себя чувствовать и что у него разболелась голова, — засмеялся Доутри, главным образом, чтобы успокоить своих спутников.

Они едва сделали несколько взмахов весел, когда восклицание Долговязого Джона заставило их посмотреть на бак, где судовая кошка гонялась за громадной крысой. Он заметил и других крыс — очевидно, вода выгнала их из нор.

— Нельзя же дать кошке погибнуть, — как бы про себя, но обращаясь ко всем, сказал Доутри.

— Конечно нельзя, — ответил Бывший моряк, налегая всем телом на рулевое весло и поворачивая шлюпку обратно. Кит, медленно описывая круги, два раза пересекал им дорогу, прежде чем они могли налечь на весла и отплыть от шхуны. На них он не обращал ни малейшего внимания. Смерть настигла его детеныша со шхуны, поэтому его ярость и месть были направлены только на шхуну.

Они уже отплывали, когда кит стал быстро удаляться, готовясь к новой атаке. Проплыв с полмили, он повернул и помчался обратно.

— Теперь, когда она полна воды, она его доконает, — сказал Доутри. — Давайте передохнем и посмотрим.

Удар пришелся как раз посередине и был сильнее всех предыдущих ударов. Обломки фальшборта и штаги полетели вверх, и шхуна почти перевернулась, блеснув на солнце медью обшивки. Затем она как бы замерла, грот-мачта раскачивалась, как пьяная, но не падала.

— Вот это удар! — вскричал Доутри, глядя на кита, бесцельно вздымавшего воду ударами своего гигантского хвоста. — Им обоим пришлось, видно, плохо!

— Шхуна кончить совсем, — заметил Квэк, когда фальшборты исчезли под водой.

Шхуна быстро погружалась, и через несколько минут исчезли и обломки грот-мачты. Теперь только кит плавал и барахтался на поверхности океана.

— Даже нечем похвастаться будет, — произнес Доутри эпитафию «Мэри Тернер». — Никто нам не поверит. Чтобы такое прекрасное судно было потоплено, начисто потоплено каким-то старым, глупым китом! Нет, сэр. Я никогда не верил этому хрычу в Гонолулу, когда он уверял, что «Эссекс» был потоплен китом, а теперь никто не поверит и мне.

— Прелестная шхуна, красавица-шхуна, — оплакивал «Мэри Тернер» Бывший моряк. — Я никогда не видел более изящной оснастки на трехмачтовом судне, и на свете не было другой шхуны, которая бы так красиво и легко шла по ветру.

Дэг Доутри, проживший всю жизнь свободным холостяком, оглядывал бывшее на его попечении население шлюпки: Квэк — чудовищный чернокожий папуас, спасенный им когда-то от удовольствия быть съеденным своими собратьями; А Мой — маленький старенький судовой кок, о возрасте которого можно было только приблизительно догадываться, с ошибкой на десять лет в ту или иную сторону; Бывший моряк — благородный, любимый и уважаемый; Долговязый Джон — юный швед, великан ростом и младенец душой; Киллени-бой — чудо-пес, Скрэпс — неимоверно глупый толстый щенок; Кокки — белоснежный комочек жизни, властный, как острие ножа, и обаятельный, как дитя; и, наконец, судовая кошка — рыжая гибкая потребительница крыс, примостившаяся у ног А Моя. А Маркизские острова были за двести миль, если идти на парусах, но попутный ветер стих, хотя и должен был подняться утром, после восхода солнца.

Баталер тяжело вздохнул, и в его мозгу всплыла картина из его детской книжки — сказка о старушке, которая жила в башмаке. Тыльной стороной ладони он отер со лба пот и смутно почувствовал онемевшее место на лбу, между бровями.

— Ладно, ребята, — обратился он ко всем. — До Маркизских островов нам на веслах не добраться. Без ветра мы ничего не поделаем. Но все же следует отойти на милю-другую между нами и этой проклятой старой коровой. Вздумается ей вернуться или нет, неизвестно, но пока она близко, мне как-то не по себе.

Два дня спустя, на пароходе «Марипоза», совершающем свой обычный рейс между Таити и Сан-Франциско, пассажиры бросили вдруг свои палубные игры, покинули карточные столы в курительной каюте, оставили недочитанные романы на креслах и, толпясь у перил, глазели на направлявшуюся к ним маленькую шлюпку. Когда Долговязый Джон с помощью А Моя и Квэка спустили парус и вынули мачту из степса [54] , среди пассажиров раздались смешки и хихиканье. То, что они увидели, противоречило всем их представлениям о спасающихся после кораблекрушения моряках.

Шлюпка со своим багажом, постельными принадлежностями, ящиками провианта и пива и население ее напомнили пассажирам Ноев ковчег. Здесь были кошка, две собаки, беленький попугай, китаец, негр, белобрысый великан, седой Дэг Доутри и даже Бывший моряк, удивительно дополнявший картину. Какой-то веселый малый, отдыхающий от занятий в архитектурной конторе, прозвал его Ноем и приветствовал:

— Эй, Ной! Хорош потоп, а? Едем на Арарат?

— Рыбы много наловили? — закричал другой юнец, перегибаясь через перила.