Кто бросил нас навстречу друг другу? Зачем? Какой смысл в том, что случилось? Не знаю. С уходом Урбана исчез мой дар. Я больше не вижу картинок. Мы действительно были с ним одним целым…

Я попыталась найти ту церковь, где вился под куполом белый голубь, но она как сквозь землю провалилась. Я помнила улицу, помнила большой дом с яркой рекламой какой-то электроники рядом, но церкви не нашла. Люди пожимали плечами – не было тут церкви! Недалеко отсюда, ближе к центральному рынку, действительно есть собор Троицы. А здесь нет и никогда не было храма!

…Надеюсь, голубь все-таки сумел найти выход и вылететь наружу…

Мороз тем временем сменился оттепелью. Надолго зарядил беспросветный мелкий дождик. Вдоль улиц неслись мутные потоки талой воды. Солнце погасло, и в природе прочно установились вечные сумерки. Утренние плавно переходили в вечерние, а потом наступала ночь без конца. И однажды я подумала, что хочу вернуться на Мальту. Не уехать, а вернуться! Там был мой мир, полный света, небесной голубизны и забвения. Я видела себя сидящей под пятнистым платаном, видела господина Бьяготти… он машет мне рукой… улыбается… Слышала крик чаек… плеск волн…

Накануне Нового года позвонила Лариса и пригласила меня на новогодний утренник в детском саду, куда ходила ее младшая девочка, шестилетняя Анечка. «Моя толкушечка», – называла Лариса дочку. Анечка уродилась в мать – крепко сбитая, маленькая и толстенькая. Я удивилась, а Лариса добавила, что выступать мне не придется. Так что можно не бояться. Ни петь, ни читать стихи меня не заставят. И на современных деток интересно посмотреть…

– Анюта танцует испанский танец. В костюме от Регины, – сказала Лариса. – Это надо видеть. А партнер ее – настоящий испанец, сын генерального консула Испании. И, по-моему, у них любовь.

Я невольно рассмеялась, представив себе танцующую Анечку, похожую на медвежонка.

– Отказа не приму, – сказала Лариса. – Завтра в одиннадцать заеду, ждите!

…Мы сидели в первом ряду ярко освещенного зала, а на сцене пели и плясали детишки. Анечка, страшно серьезная, с красной розой в распущенных русых волосах, в черной длинной юбке ярусами и красной блузке, в бусах и браслетах на пухлых ручках, старательно кружилась, а ее партнер, мальчик постарше – тонкий, смуглый, стремительный, с прямой спиной, – выбивал чечетку, держа руки над головой. Они были смешной и трогательной парой. Им долго хлопали и кричали «бис!». Они кланялись, держась за руки. Раскрасневшаяся Анечка сияла, а испанский мальчик был строг и неулыбчив – настоящий маленький мачо со сведенными в одну линию густыми черными бровями.

Я спросила, почему не пришел Роман. Лариса рассеянно ответила, что он занят, работает. Через минуту повернулась ко мне и добавила:

– Кстати о Романе… Он уходит из «Глобал виллидж». Теперь останетесь?

Это было сказано со свойственной ей необидной прямотой и умением расставить точки над «i».

– Теперь останусь, – ответила я. – Наверное…

Потом праздник продолжался у елки, с Дедом Морозом и Снегурочкой. Дед Мороз, невысокий, подвижный, в длинной шубе и пышной бороде, тормошил детишек, водил хороводы, раздавал призы за лучший стишок или песенку. Я смеялась до слез, наблюдая возню малышей, их радостные сияющие личики. Впервые со дня возвращения домой мне было хорошо. Мы с Ларисой стояли у стены, болтая ни о чем. Дед Мороз, утирая пот со лба большим клетчатым носовым платком, подошел к нам.

– С Новым годом! – сказал он, прислоняясь к стене. – Устал, как бродячая собака. Как жизнь, Ксения Валентиновна? – Он уставился на меня светлыми зеленоватыми глазами.

– Вы? – поразилась я. – Здесь?

– Вот, подрабатываю, – ответил доктор Лапин, нисколько не смущаясь. – А вы что тут делаете?

– Вас что, выгнали со «Скорой помощи»? – спросила я, немедленно ощетиниваясь.

– Ага! – Он ловко выхватил из толпы пробегающих детишек девочку лет пяти. – Катюха, поздоровайся с тетей Ксенией и тетей… – Он вопросительно взглянул на жену Романа. «Ларисой», – подсказала та.

– Здрасьте, – девочка засмущалась, поглядывая в сторону товарищей.

– Моя дочь Катерина, – представил ее доктор Лапин, придерживая за плечо. – Беги, скажи, Дед Мороз уже идет, – разрешил он, и девочка умчалась. – Вы не против, если я посижу с вами? – спросил он, сползая по стене на пол. – Давненько я так не вкалывал. Пивка бы холодненького!

– Сейчас принесу, – вызвалась, к моему изумлению, Лариса и ушла, оставив нас одних.

– Хорошая женщина, – заметил доктор Лапин. – Душевная и понимающая. Ваша подруга?

Я пожала плечами.

– Как дела, Ксения Валентиновна? Кто-то мне сказал, что вы уехали из страны. Вы как, на побывку к нам или навсегда?

– Навсегда, – ответила я, не зная толком, как с ним держаться.

– Я часто думал о вас, – продолжал Лапин, расстегивая верхние пуговицы своего красного тулупа. Расстегнув, он запустил за пазуху руку и всласть почесался.

Я невольно рассмеялась, вспомнив, как он застегивался на улице.

– И что же вы думали? – не удержалась я.

– Разное, – ответил он туманно. – Я еще тогда хотел за вами… приударить, честное слово! Но вы были такая… я просто испугался. Всегда боялся деловых женщин.