Шрифт:
— Костенька! — взмолилась она. — Неужели мы вот так и расстанемся? — спросила Наташа, вспомнив некую реплику из романа, какого точно, теперь сказать трудно.
Девушка всхлипнула.
— Нет! Я… я люблю тебя, Наташа! И не хочу, чтобы ты выходила за старика! Не хочу и… не допущу этого! — воскликнул гусар, подчиняясь чувствам, охватившим его, но отнюдь не разуму, который бы спросил: а на что вы, собственно, будете жить?
И вот признание было сделано. Теперь Наташа, опять же вспомнив некий роман, томно произнесла:
— Я тоже люблю тебя… И хочу быть твоей… прямо сейчас…
Константин растерялся от подобного откровенного желания, события развивались слишком стремительно, еще два часа назад он и не предполагал, что подобный разговор может вообще состояться. Не говоря уже о том, что сама Наташенька пожелает ему отдаться… или нет — это просто наваждение, ему показалось…
Наташа припала к плечу Корнеева и снова произнесла:
— Я хочу тебя…
И тут молодая кровь и гусарский темперамент взыграли, взяв свое.
Поглощенные безумством, благовоспитанная барышня и видавший виды гусар, срывали с себя одежду, дабы насладиться друг другом… Благо, что погода стояла теплая и происходило сие бурное объяснение в укромной рощице.
4
Супруги Погремцовы достигли имения графа Астафьева. Дмитрий Федорович волновался, переживая, как «жених» отнесется к отсутствию «невесты».
Павел Юрьевич встретил своих будущих родственников с распростертыми объятиями:
— Как я рад вас видеть! Доброго здравия вам, Дмитрий Федорович, и вам, Мария Ивановна!
Друзья расцеловались по русскому обычаю, и граф приложился к ручке своей будущей тещи.
— А где же Наталья Дмитриевна? — Хозяин округлил глаза.
— Ах, ваше сиятельство, Павел Юрьевич, вы же знаете, эти взрослые дочери, с ними сплошные проблемы: то мигрени, то женские недомогания. — Погремцов многозначительно покашлял.
— Да… да, я понимаю. Жаль, конечно, что о помолвке придется объявить в отсутствие виновницы сего события, но ничего, сошлемся на ее недомогание. Думаю, гости поймут…
В просторном зале, мебелированном по последней моде, собралось множество гостей, жаждавших вручить подарок графу. Не отстали и от них Погремцовы.
Дмитрий Федорович, памятуя о славном прошлом графа, преподнес ему охотничье ружье тульского производства, украшенное дивной инкрустацией.
Хозяин остался доволен подарком старинного друга:
— Будем с вами, Дмитрий Федорович, охотиться в моих угодьях. И это ружье я непременно буду брать с собой…
После поздравлений и подарков гости сели за изысканно сервированный стол, ломившийся от всевозможных яств, были среди них и французские устрицы.
Хлебосольный гостеприимный хозяин потчевал гостей, расхваливая новое, непривычное для русского желудка кушанье.
— Господа, отведайте сие блюдо. Оно прекрасно, не иначе как дар Афродиты. Помните ли вы, Дмитрий Федорович, как мы откушали его впервые во Франции почти двадцать лет назад?
— Конечно! — Гость кивнул, но, честно говоря, вкушать дары Афродиты ему вовсе не хотелось, в то время как на него аппетитно смотрел запеченный в меде лосось и грибочки.
Но, увы, как говорится: се ля ви! — хозяина не обидишь.
Дмитрий Федорович понимал, что его старинный друг специально заказал сей морской продукт, дабы напомнить ему о минувших днях молодости. Гости неоднозначно прореагировали на устриц: кто-то решил попробовать, а кто-то — не искушать желудок непривычной едой. И как окажется в дальнейшем, последние поступили весьма благоразумно.
Дмитрий Федорович подцепил устрицу специальными щипчиками и положил себе в тарелку. Мария Ивановна тотчас шепнула супругу:
— Не вздумайте и мне положить. Я эту гадость есть не буду…
— Но… — попытался возразить супруг.
— Никаких «но», — прошипела Мария Ивановна, накладывая в тарелку салат. — Кстати, почему эти улитки граф называет дарами Афродиты?
— Вы, право же! — негодовал будущий тесть. — Это не улитки! А дар Афродиты, оттого, что сия особа вышла из морской пены. Это такое эпическое сравнение. Просто граф человек начитанный и в молодости интересовался мифологией…
— А-а-а, — протянула Мария Ивановна, удовлетворившись ответом супруга.
Мария Ивановна старалась не смотреть на мужа, когда он щипчиками расправлялся с «дарами Афродиты» и затем поглощал их. У госпожи Погремцовой к горлу подступила тошнота, и она отпила вина из бокала.