— А я и не предлагаю его тебе. — Он передернул плечами.

— Тогда, что я тут делаю? — Иронично заметила Карина.

— Ты едешь в гости к другу. — Невозмутимо проговорил Соболев, глядя на нее с тем же, непонятным Карине выражением в глазах, что и недавно в отеле.

— У меня нет, и никогда не было друзей. — Настороженно вскинулась она. — Я в них не нуждаюсь.

— Теперь, есть. — Константин усмехнулся с явно просматривающейся иронией. — Садись в машину, Карина. Не боишься сама простудиться — пожалей людей, они все из-за тебя торчат на улице.

Оглянувшись, она с удивлением заметила, что Константин прав — ни один из охранников, ни Борис, ни еще какой-то мужчина, которого она не видела раньше — не сели в машины. Все стояли на этом проклятом ветру и делали вид, что им совсем не холодно. Ясно, что они торчали на улице из-за того, что тут стоял Соболев. Но он-то не садился из-за нее. Так что, опосредованно, их действительно задерживала Карина.

Еще секунду посмотрев на него и на этот странный взгляд, которым он на нее смотрел, Карина поджала губы и с некоторым трудом забралась внутрь огромного внедорожника. Мышцы отозвались тягучей болью, но она тут же опустилась на сидение. Здесь было тепло. Просто шикарно тепло. Она тут же почувствовала, как начинает отпускать озябшие ноги, и тело наливается сонливой, приятной слабостью. Карина попыталась сопротивляться. Она и так слишком сильно позволила себе расслабиться в компании этого мужчины. А как показывал ее опыт, даже на йоту доверять мужчине — было нельзя.

— Мне казалось, что решение о дружбе обычно принимается двусторонне. — Заметила она, глядя в тонированное окно, когда Соболев опустился на противоположный край сиденья.

Один из парней охраны сел рядом с водителем. Остальные, видимо, заняли второй автомобиль.

— Ты ошиблась. Так бывает по неопытности. — Все с той же иронией ответил он, глядя на нее сквозь прищуренные веки.

У нее возникла стойкая уверенность, что его забавляет этот диалог. Карина же ощущала некоторую растерянность. Никто еще настолько бескомпромиссно не навязывался к ней в… друзья. Разве что в любовники. Но, несмотря на весь предыдущий «багаж» их общения, Карине казалось, что Соболев имеет в виду совсем не это, а именно то, о чем говорит. Такое было непривычно, непонятно и, просто, странно. А она сейчас находилась не в лучшей форме для стратегий и намеков, не чувствовала в себе силы, чтобы раскусить и обойти все ловушки. Потому, не зная, что сказать, Карина оперлась затылком на подголовник и сделала вид, что просто игнорирует этого мужчину, который все время вел себя не так, как того можно было бы ожидать.

Он привез ее в больницу к своему врачу. Косте было искренне плевать, что по этому поводу думает сама Карина. Она нуждалась в осмотре, это было ясно кому-угодно, и он не планировал выносить данное решение на обсуждение. У него, и так, ломило челюсть от того, с какой силой ему приходилось стискивать зубы каждый раз, когда этот проклятый синяк на скуле или ее разбитые губы оказывались в пределах его видимости.

Потому всю дорогу из аэропорта в больницу он предпочел смотреть в окно. Карина, так же, не стремилась поддерживать беседу. И впервые открыла рот только тогда, когда водитель, согласно предварительному распоряжению Константина, остановил машину перед входом в больницу.

Он уже приготовился к очередному раунду ее сопротивления. Однако Карина только что-то негромко пробормотала, он не разобрал, что именно, но, наверняка, ругательство. И, одарив его выразительным недовольным взглядом, все-таки вышла из автомобиля, когда Соболев распахнул дверь с ее стороны.

Сейчас она находилась за дверь от него, в смотровой. Сам же Константин сидел в кабинете врача, отремонтированном, как и вся эта больница, за его деньги, и ждал. И очень старался не думать о том, что именно сейчас видит перед собой врач. Хотя, казалось, перед глазами стоял каждый ее синяк и ссадина.

В этот момент белые двери, смежные со смотровой, открылись, позволив ему краем глаза выхватить кусок кушетки, обтянутой бежевым дерматином, и белую ширму. В кабинет зашел его собственный врач.

Константин не сказал ни слова, просто наблюдал за тем, как заведующий хирургического отделения — Станислав Александрович, для него — просто Стас, прошелся по кабинету и так же молча, как и он сам, уселся в свое кресло. Взгляда Константина он целенаправленно избегал.

Еще несколько минут в кабинете сохранялась тишина, нарушаемая только шуршанием бумаги, пока Стас что-то записывал в новой карточке. Потом, наконец-то посмотрев на Константина, он сжал губы, достал новую пачку сигарет из ящика стола и, быстро рванув упаковку, щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся.

Костя вопросительно вздернул брови.

— Ты же, вроде, уже год, как бросил? — Хмуро поинтересовался он. — И меня заставлял.

— Бросил. — Так же хмуро подтвердил Стас, снова затягиваясь. — Уже год и два месяца, как. И тебе надо. — Добавил он, посмотрев в окно.

— Так. Ладно тянуть, говори. Я видел ее утром, так что знаю, что ты видел. — Резко выпрямившись в кресле, велел Соболев. — Где она?

— На рентгене, я отправил. Хочу быть уверенным, что ребра целые. — Отчитался Стас.

Константин кивнул, вспомнив огромный лиловый синяк.

— Она в милицию заявление писала? — Тем же хмурым тоном поинтересовался врач, вдавив окурок в пустую пепельницу.

— Я сам разберусь, это не уровень милиции. — Костя полез за своими сигаретами. — У нее что-то серьезное? — Напряженно поинтересовался он, закурив.

Стас вздохнул, уперся локтями в стол, и устало помассировал лицо.

— Как сказать, Костя. — Он посмотрел на него из-под бровей. — Внутренние органы, вроде бы, не повреждены, но я не утверждаю, пока не увижу заключение УЗИ. Синяки, ушибы, ссадины — ты сам видел. Но это пройдет. Переломов, даст Бог, не будет. Есть легкое сотрясение мозга. Потому ей нельзя принимать те таблетки, что она выпила, я выпишу другие, напишу рекомендации. Но меня не это настораживает в ней.