Но где он? Тяжелый туман обволакивает сознание. Такое мягкое, такое теплое ложе было у него когда-то в доме Марио дель Туфо. Когда это было?

За окном голоса. Незнакомые голоса и речь не итальянская. Где он? Кампанелла вдруг все вспоминает. Он во Франции. Уже давно. Целых пять лет. Бесконечных пять лет. Он бежал сюда, когда ему в Риме стал грозить новый арест. А шесть лет после освобождения жил там в вечной опасности. Среди приближенных папы у него было много врагов, они только и ждали возможности погубить его. Он знал: в день, когда вера папы в могущество Кампанеллы-астролога поколеблется, он погиб. Ему бы давно покинуть Рим. А он оставался. Раньше в тюрьмах он боролся за свободу. Теперь он боролся за отмену запрета своих книг. Нелегкая борьба! Когда-то его врагами были прокуроры, судьи и палачи. Теперь его злейшим врагом стал главный цензор Ватикана — магистр Святого дворца Никколо Риккарди. Когда Кампанелла первый раз увидел его, он подумал, что Риккарди привиделся ему в страшном сне. Риккарди был уродливым карликом. Все звали его за спиной падре Мостро — отец Чудовище. И он мстил миру за свое уродство — более злобного и лицемерного человека не сыщешь! Вот с кем Кампанелла вел долгую борьбу. Кое-чего ему удалось добиться: имя его исключили из Индекса запрещенных книг. Это не справедливость восторжествовала, а новый приступ страха сделал папу особенно милостивым к своему астрологу. Чуткие к веяниям собратья из доминиканского ордена удостоили брата Томмазо высокой чести: недавний еретик был провозглашен магистром богословия. Это не мешает отцу Чудовищу, который уже не мог запрещать сочинения Кампанеллы все сразу, запрещать их по отдельности.

Жизнь в Риме требует сил, хитрости, терпения. Здесь постоянно плетется паутина интриг, здесь живут слухами, здесь в единый узел связываются соображения высокой политики и мимолетное настроение папы. Кампанелла не придворный, не дипломат. Он опять совсем не бережется. Читает лекции новым ученикам. У него они есть опять. С некоторыми он беседует не только на философские темы. У Кампанеллы часто появляются живущие в Риме молодые калабрийцы. Узнав, что Галилей снова в опасности, Кампанелла — ему бы быть тише воды, ниже травы — опять вступается за Галилея. Враги Кампанеллы торжествуют — неосторожным этим шагом он сломает себе голову! В деле Галилея папа проявляет непреклонность: непрошеному защитнику несдобровать… Однако его святейшество счел за благо не придать значения заступничеству Кампанеллы.

Но тут стряслась беда. В Калабрии раскрыт новый заговор против испанского владычества. Новые заговорщики хотели продолжить дело, некогда начатое Кампанеллой, Дионисием и Маврицием. Только надеялись не на турок, а на французов и венецианцев. Начать они хотели с уничтожения вице-короля. Заговорщиков выдали. Главный из них, Томмазо Пиньятелли, был сразу схвачен. Он держался на допросах стойко, но испанцам удалось дознаться, что Пиньятелли в Риме принадлежал к числу учеников Кампанеллы. Они сделали вывод — старый мятежник причастен к плану нового заговора, и, по-видимому, не ошиблись.

Снова в переписке Мадрида и Рима появилось имя Кампанеллы. Испанская корона резко потребовала у Рима немедленной выдачи своего злейшего врага, несколько лет назад тайком вывезенного из Неаполя, а теперь виновного в новом злоумышлении против Испании. Друзья успели предупредить Кампанеллу.

Опять оказаться в цепях? Опять стать узником, которого под усиленной стражей везут в Неаполь? А там — Кастель Нуово, Кастель дель Ово, Замок Святого Эльма? Опять допросы? Опять одиночки? Опять палачи?

На это у него больше нет сил. Этого он больше не выдержит.

Французский посол, с которым Кампанелла вел беседы на философские и политические темы, давно предлагал Кампанелле приют, защиту и безопасность. Посвященный в планы нового калабрийского заговора, которому Франция благоприятствовала, посол теперь, когда заговор раскрыт, а участники схвачены, настоятельно повторил свое давнее предложение, Кампанелла принял его. Его отъезд из Рима походил на бегство.

И вот он уже пять лет во Франции. Речь за окном его просторной кельи в парижском монастыре на улице Сент-Оноре — речь французская. И большой город за стенами монастыря — Париж. Здесь ему никто и ничто не угрожает… Чем хуже отношения французского короля Людовика XIII с Испанией, тем благосклоннее он к Кампанелле. Кампанелле покровительствует кардинал Ришелье. У кардинала свои счеты с ватиканскими прелатами, и кардиналу приятно показать, что он не считается с ними. Конечно, не все так хорошо, как хотелось бы. Книги Кампанелла издает с трудом. Ему то дозволяют их печатать, то чинят помехи. Но к таким превратностям он привык. Он беден. Но он и прежде не был богат. У него в жизни есть цель — собрать и издать все, что он написал. А это целая библиотека! И пока он не издаст ее, он не может позволить себе ни праздности, ни смерти. Написанное раньше надо перечитать, улучшить, дополнить. При каждом удобном случае напоминает он о главном из трудов своих, о «Городе Солнца».

Когда рождается наследник престола, будущий Людовик XIV, Кампанелла в «Эклоге на рождение дофина» пишет:

Посвящая одну из книг, изданных в Париже, кардиналу Ришелье, Кампанелла поместил на первой странице слова: «И Город Солнца, который я изобразил, а тебе надлежит воздвигнуть, да воссияет вечным и немеркнущим светом». Пусть все, прочитавшие посвящение, вспомнят про Город Солнца, если читали о нем, и прочитают, если не читали прежде.

Кампанелла — значит Колокол, и пока колокол звучит, он будет напоминать про Город Солнца! И про свою милую родину, томящуюся под властью испанцев. О чем бы ни спрашивали Кампанеллу его французские покровители, какого бы совета ни просили у него, он говорил: Франция должна прийти на помощь Италии! Франция должна помочь Италии прогнать испанцев! Кампанелла — значит Колокол, и пока колокол звучит, он будет напоминать о родной земле, что томится под властью чужаков, будет призывать к ее освобождению.

Увидит ли он когда-нибудь Калабрию? Поднимется ли он когда-нибудь по крутой тропке на гору Стило, чтобы окинуть взглядом город, лежащий у его подножия, родное Стиньяно, поля, рощи, виноградники? Увидит ли он милую землю, ставшую наконец свободной! Сможет ли, увидев ее, сказать: «Ныне отпущаеши…» Свершилось!

Ему представилась гора Стило, на ее склонах — верные ученики в белых одеждах праведников, вокруг — мир, свободный, справедливый, мудрый, прекрасный. Им предсказанный, им выстраданный.