Судьи увидели молодого человека в некогда белой, а теперь серой от грязи рясе, измученного бессонницей и бесплодными размышлениями, с горящими от возбуждения глазами, с бородой и почти заросшей тонзурой. Заставляя голос не дрожать, он проговорил подобающее приветствие. Допрос начался. Странный допрос! Кампанелле не сообщили, в чем его обвиняют, но потребовали, чтобы он сам назвал свои вины.

Кампанелла пожал плечами:

— Я не знаю за собой никакой вины. Пусть о моей вине скажет тот, по чьей милости меня, как уличенного преступника, держат в темнице.

Он не успел договорить этих слов, как его резко перебили. Не подобает тому, кто называет себя иноком, говорить о своей безгрешности. Безгрешных нет и быть не может. Своим ответом он лишь уличил себя в тяжком грехе гордыни. Засим Кампанеллу спросили, как его зовут, словно судьи этого не знали, когда он родился и откуда родом, кто его отец. Все его ответы записал секретарь-нотарий. И хотя в ответах не было ничего особенного, судьи то и дело многозначительно переглядывались. Его спросили:

— Известно ли тебе, по какой причине тебя вызвали в трибунал?

«„Вызвали“, — с горечью подумал Кампанелла. — Как мирно это звучит! Схватили на улице, бросили в узилище, продержали в нем без объяснений несколько недель и теперь говорят „вызвали“».

— Нет, мне сие неизвестно, ваши преосвященства и высокородия.

— А разве ты сам не догадываешься?

Слишком много у Кампанеллы было догадок, чтобы приводить их все. Он счел за благо не называть ни одной.

— Нет! — ответил он.

Ему предложили подумать получше и прийти сюда не упорствующим, а раскаявшимся и смиренным.

— Мы знаем о тебе все! Но мы хотим, чтобы ты сам ради своего же блага во всем признался и сам первый назвал свою вину!

— Какую вину? — вскричал Кампанелла.

Но судья сказал: — Ступай и подумай! — и дал знак страже, чтобы его увели.

Так продолжалось несколько дней. И когда Кампанелла в последний раз твердо ответил, что никакой причины, почему он здесь, не ведает, его спросили, каким образом он в свои годы знает то, чему его не учили и учить не могли.

Вот в чем его вина — слишком много знает! Кампанелла ответил:

— Я с молодых лет чувствовал тягу к наукам, стремился всегда как можно больше узнать. Если мне чего-нибудь не могли объяснить учителя, старался найти ответ сам…

Едва он замолк, вопрос раздался снова:

— Откуда тебе известно то, чему тебя не учили? Отвечай без утайки.

Кампанелла попытался повторить свой ответ. Его перебили. В третий раз прозвучало «Откуда ты знаешь то, чему тебя не учили? Отвечай без утайки!»

И тут Кампанелла взорвался:

— Я сжег над книгами больше масла в лампе, чем вы выпили вина за всю свою жизнь!

Он тут же пожалел о дерзком ответе — орденский трибунал не место для остроумия. Но судьи были довольны его дерзостью: ее тут же занесли в протокол. К прочим винам обвиняемого прибавилось неуважение к высокому суду. К тому же обнаружилось, что обвиняемый молод, горяч, неосторожен, его легко вывести из себя. Это упрощает задачу суда.

Следующий вопрос поразил Кампанеллу нелепостью:

— Назови имя своего домашнего демона!

— Чье имя? — переспросил Кампанелла растерянно.

— Не переспрашивай! Отвечай! Имя твоего домашнего демона?

Что можно ответить на такой вопрос? Его молчание вынудило судей разъяснить, что они имеют в виду. Они располагают доносом, обличающим Кампанеллу в том, что ему прислуживает некий домашний демон. Ему он обязан своей памятью и познаниями. Вот, значит, как обернулись лестные разговоры поклонников о том, что у Кампанеллы есть добрый гений, который, по представлениям древних, покровительствовал философам и поэтам. Объяснять? Бессмысленно! Рассмеяться? Смеяться здесь не приходится. Обвинение в союзе с нечистой силой уже десятки людей приводило на костер.

Кампанелла, силясь говорить спокойно, заверил, что у него никогда не было домашнего демона. Тут у него сорвалась неосторожная фраза: «Таких демонов вообще не существует. Это суеверие!»

Фразу тут же занесли в протокол. Кампанелла навлек на себя еще одну вину — выразил сомнение в том, что святой церковью признается непререкаемой истиной. Издал ведь папа Иннокентий VIII буллу об искоренении ведьм и ведьмаков, виновных в общении с демонами.

Допрос закончился. Кампанелла обессиленный вернулся в камеру, чтобы долгие часы до следующего допроса по сто раз перебирать каждое слово судей, каждый свой ответ. Не надо было отвечать дерзостью! Не надо было рассуждать о демонах! Ах, что теперь жалеть о том, что сделано. Надо думать о том, как вести себя дальше. Но очередного вызова пришлось ждать долго. Очень долго.