На первый взгляд просьба Орлова проистекала из чистой воды любопытства, понятного для блестящего офицера гвардии, наконец-то всерьез озаботившегося своей будущностью в смысле имущественного положения. Война шла к победному концу, Наполеон в панике бежал, бросив остатки армии, а российский гвардеец всерьез подумывал о женитьбе. Вот только невесту граф Орлов желал не из высшего общества, а, как ни странно, из числа провинциальных барышень на выданье, которых во всякое послевоенное время становится не в пример более в сравнении с мирными годами.

— Буду с вами откровенен, — сразу признался Орлов в приватной беседе с архивным червем. — Дела мои неважны, состояние поистощилось, и помочь могла бы выгодная женитьба. Потому и прошу вас нижайше, любезнейший Петр Кириллович, изучить родословные древа, кои могли захиреть в последние годы. Или, к примеру, оборваться на поле брани. Не осталось ли где наследниц женского пола, быть может, и не прямого свойства, из числа дальних родственниц? Быть может, они и по сей день пребывают в неведении относительно своего изменившегося наследственного положения? И вовсе не подозревают, что в столице найдется достойный человек — и не один, спешу вас сразу уверить! — желающий составить счастье всей их жизни.

Старый лис понял молодого с полуслова. Он из своих доверенных источников знал, что война больно ударила по благосостоянию большинства первых фамилий России. То одно, то другое дворянское имение закладывалось в Государственном банке. В скором времени эта же судьба должна была постигнуть большую часть не только именитых родов. Так что некий маркиз де Кюстин, посетив Россию, с изумлением напишет в своих заметках: русский император ныне не только первый дворянин своего государства, но также и первый кредитор собственного дворянства!

И Петр Кириллович с жаром принялся за дело, сдувая пыль со старинных манускриптов, роясь в церковных книгах, скрупулезно изучая сводки военных потерь и реестры пропавших без вести в лихую годину неприятельского нашествия.

В скором времени он пришел к ошеломительному открытию. Оказывается, в России, совсем неподалеку от двух столиц — холодного официального Петербурга и негласной столицы капитала, богатой, купеческой Москвы прозябало минимум три молодых барышни в полнейшем неведении о том, что они уже год как могли бы претендовать на богатые наследства оборвавшихся старинных дворянских родов. Капиталы их пребывали в целости, многие и приумножились, будучи помещены в заграничных банках; поместья же избежали разорения войны и большей частью отошли государству, в то время как их вполне можно было востребовать, имея документы на право наследство.

Другое дело, что такого рода лакомые документы мог выправить именно Петр Кириллович, большой знаток русской старины и дока по части отслеживания родственных связей и сопоставления оных. Только он мог узреть в обособленном древе какого-либо дворянского рода веточку или даже единственный росток, привитый вследствие брака с другого могучего древа, ныне уже увядшего. И доказать эту связь, что зачастую пахло большими, огромными деньгами и богатыми родовыми имениями, Петр Кириллович сумел бы, разумеется, при известной ловкости и личном интересе.

Вот тогда граф Орлов и предложил обер-секретарю взаимовыгодную сделку.

В те поры у красавца-графа образовался узкий кружок приятелей, отпрысков старинных дворянский фамилий, пребывавших подобно Орлову в финансовых и имущественных затруднениях.

— Они будут рады составить счастье какой-нибудь провинциальной дурочки, коли вы, Петр Кириллович, сделаете ее богатою наследницей, — заверил Оленина-старшего граф. — И при этом, поверьте, готовы оценить ваши услуги по достоинству!

Дядюшка Евгения согласился не медля. И дальнейшее было уже, как говорится, делом техники. Обговорив сумму своего вознаграждения в каждом конкретном случае, Петр Кириллович, однако ж, выставил еще одно непременное условие. Граф должен был принять в «предприятие», как они отныне договорились именовать свое деловое соглашение, племянника Петра Кирилловича, молодого Евгения, служащего по дипломатическому ведомству.

— Полагаю, вам, граф, мой протеже придется по сердцу, — заверил Орлова дядюшка. — Я принимаю участие в судьбе юноши, поскольку дал в том твердое слово его родителям по достижении Евгением совершеннолетия. Устроил его в дипломатический корпус, выхлопотал службу за границей… Но семья его, мягко сказать, небогата, а молодость требует своего.

— Почту за честь, — поклонился знатоку архивных дел граф Орлов. — У нас уже сформировался узкий круг, так сказать, потенциальных женихов. Этакая гвардия Гименея, жаждущие успешного супружества…

Орлов криво усмехнулся, и ответом ему была тонкая, понимающая улыбка обер-секретаря.

— Все достойнейшие люди, смею вас уверить, — заметил светский лев. — И мы почтем за честь принять в свой круг вашего племянника.

— Благодарю, — с достоинством поклонился дядюшка, еле удерживаясь от настойчивого желания потереть руки. — Стало быть, я как пойнтер на охоте, буду выслеживать для вас болотную дичь?