Шрифт:
Изображение Амона С. Суханов составил из двух частей сердобольского гранита
Так английский художник Дж. Райт представил комнату алхимика. Мрачные «готические своды». Свет чуть проникает сквозь витраж. Все внимание концентрируется на реторте
Поскольку плотность золота больше плотности ртути, считалось, что эликсир должен быть очень плотной субстанцией. Позднее в Европе эликсир получил название «философский камень». Собственно, философский камень — начало всех начал, мифическое вещество, способное дать своему обладателю бессмертие, вечную молодость и знания. Но не эти его свойства, в первую очередь, привлекали алхимиков. Главное, что делало этот камень таким желанным — это его легендарная способность превращать любой металл в золото. Желая высмеять своего оппонента, Екатерина II намеренно исказила алхимический процесс.
Хотя перед нами художественные произведения, мы, без сомнения, имеем портрет графа Александра Сергеевича. Друживший в молодости с Чуди и Сан Северо он с течением времени не остепенился, явно был алхимиком сам и, кроме того, окружил себя «подозрительными» и случайными людьми. Доступ в его дом, как в 1760-е годы, оставался чрезвычайно легким. Кабинет графа был уже сформирован, хотя еще не получил архитектурного оформления. Его часто обманывали, и он постоянно имел проблемы с кредиторами. Наконец, Строгонов находился в постоянном диалоге с Екатериной II. Та, во-первых, не верила в искренность своего поданного, а во-вторых, не признавала как благотворных намерений масонов, так и алхимии. Однако вернемся к дому A.C. Строгонова.
Вид на Библиотеку (Большую библиотеку) невского дома от Физического кабинета. Фото 1865 г., когда Спящего Геркулеса Бачо Бандинелли уже преместили в Картинную галерею
Существовали две части одного помещения. Первая часть, или преддверие, отводилось библиотеке, или Большой библиотеке, поскольку впоследствии появилась Малая — в южном корпусе. Высокие шкафы (не исключено) прислонили к зеркалам, оставленным от прежней отделки. Странные рамы, показанные на планах, судя по всему, предназначались для витражей, часто «сопровождавших» книжные сокровища. Наполнение зала впервые кратко описал голландский путешественник И. Меерман, он посетил Строгонова в декабре 1797 года. Сказав о бесценных французских и английских книгах, он упомянул мраморного «Спящего Геркулеса», приписав его авторство со слов владельца — Микеланджело. В настоящее время его автором считается Бачо Бандинелли, менее знаменитый скульптор итальянского Возрождения.
Далее находился Физический кабинет с камином, первое упоминание о котором встречается также у Меермана. Он пишет, что кабинет декорирован в египетском и этрусском стиле. По другим источникам, в частности, по проекту Воронихина, мы знаем, что свод поддерживали мужские и женские фигуры египтян. Их присутствие обозначало плодородную силу огня, который выращивал из спермотозоида гомункула. Тут же находилась реторта.
При входе в зал стояли две колонны с капителями из цветов лотосов. Они символизировали Геркулесовы столбы — конец света в масштабах строгоновского владения, а также Яхина и Боаза, что описаны в Библии как принадлежность Соломонова храма и всегда изображались или ставились в масонской ложе, которая была моделью древней постройки.
Боаз и Яхин — два медных, латунных или бронзовых дверных столба, стоящие в притворе Храма Соломона — Первого Храма в Иерусалиме. Боаз, стоявший слева (северная колонна), символизировал разрушение, первозданный Хаос. Яхин, находившийся справа (южная колонна), — знак упорядоченности. Плетенная корзина стояла на каждой капители, украшенной лилями.
Опыт архитектурной реконструкции Физического кабинета, предпринятый совместно с художником И. Несветайло на основании проекта А. Воронихина 1796 г. и сохранившихся элементов отделки
В зале было два окна. Одно из них, восточное, было обращено на свободное место за храмом Рождества Богородицы, где уже строился Казанский собор. Просматривался он из Физического кабинета или нет — мы не знаем, но это подразумевалось. Второе окно, западное, смотрело во двор. Был или не был устроен садик, о котором писал А.Н. Воронихин 23 августа 1793 года, также не совсем ясно. Концепция алхимической анфилады как будто предусматривала вид природы как оппозицию виду собора. Замысел с пользой использовать большое пространство, невидимое из большинства парадных комнат и недоступное взору любопытных из-за внушительных ворот, появился сразу после отказа от почетного двора, и с этим решением связано, судя по всему, появление новой Парадной лестницы, входа с Невского проспекта и садика. Если сад появился в 1793 году, то, возможно, тогда же Воронихин устроил и новый вход. Когда хозяева перестали принимать гостей во дворе, у западного фасада задумали возвести деревянную пристройку, которая появилась только в 1833 году. В 1840-е годы в центре двора устроили голубятню. В год на кормление птиц выделялось 105 рублей 20 копеек.
Достоверно известно, что в 1908 году во дворе разбили садик, желая компенсировать утрату большого и знаменитого Строгоновского сада на Выборгской стороне Петербурга.
Как и в других случаях, Физический кабинет совершенствовался, причем самим Воронихиным. С течением времени он поставил за камином любопытную герму, представляющую Юпитера-Амона. Это было составленное из отдельных фрагментов гранитное изваяние с надписью на пьедестале «ARS AEGIPTIACA PETROPOLI RENATA. MDCCCX» — «Дух (искусство) Египта в Петербурге возобновлен. 1810». Таким образом датировалась работа Самсона Суханова, вероятно, поставившая точку в 15-летнем оформлении интерьера. Созданием Физического кабинета Александр Сергеевич завершил, и это было логично, формирование музея, превратив свой дом в подобие средневекового замка. Строго говоря, Кабинет начинался в храме Кибелы, но очевидно, что тема собора «звучит» уже в зале для картин Гюбера Робера. Начинаясь у живописного изображения собора св. Петра, она заканчивалась видом реального храма. Столь же логично, на мой взгляд, начать этот «алхимический» путь в Большом зале от плафона Дж. Валериани. В таком случае жизненная коллизия Строгонова выявляется в его доме весьма явственно. Это — путь к храму. Мысль Александра Сергеевича относительно статуса дома развивалась разнонаправленно. Как собиратель, он хотел видеть как можно больше зрителей своих сокровищ. Как владелец лаборатории, он хотел ограничить доступ в свой мир.
Как рассказывалось выше, первоначально владельцы Строгоновского дома предполагали отделать в стиле барокко весь дом, который мог рассматриваться в качестве совершенного при четырех зданиях вокруг двора. Однако до создания Большого зала в северном корпусе и сооружения там церкви дело так и не дошло. По этой причине Большой зал апартаментов Александра оказался главным в доме. Одна из осей здания, проходящая через него, ведет к храму в соседнем квартале, который превратился в конечном итоге в великолепный и важнейший для Санкт-Петербурга собор иконы Казанской Божией Матери.