— Школа тебе даст костюм. Я там сейчас смотрел, есть чудесный костюм.

Я так обрадовался! Ещё бы! Мне школа даст костюм, и я приду в костюме!

— А какой, — говорю, — костюм?

— Костюм замечательный, — говорит Пал Палыч, — настоящего клоуна. И жабо и всё такое.

— Какое жабо? — говорю.

— Ах, ты не знаешь, что значит жабо! Это, Петя, такой воротник, как у клоунов, да ты сейчас увидишь…

— Ой, — говорю, — я хочу жабо!

— Ну и чудесно! Пошли за мной.

Мы прошли с ним в кладовую. Пал Палыч там выбрал костюм — вот это был костюм! Первым делом — колпак, весь в серебряных звёздах. Вторым делом — штаны, не какие-нибудь там штаны, а все в клетку, как будто бы шахматы. И ещё куртка в красных кругах. И жабо. У меня прямо дух захватило, когда я жабо увидел. Вот это я понимаю — жабо! Хоть сейчас прямо в цирк выступать. Я цирк люблю. Люблю циркачей и военных! Даже трудно сказать, кого больше. Но циркачей я люблю, это точно. Когда вырасту — в цирк пойду, буду работать там клоуном. Буду знаменитый клоун. Как наш знаменитый Горхмаз. Правда, он не совсем знаменитый, но всё-таки он знаменитый. Ему весь цирк хлопает…

— Ну, как? Не велик? — говорит Пал Палыч.

— Что вы, — говорю, — как раз! — Я испугался, что вдруг он мне будет велик и мне не дадут его.

— Ну, я очень рад. Забирай свой костюм. Ты ведь знаешь, когда начало?

Конечно, я знал, когда начало. Как можно не знать!

Когда я надел дома этот костюм и жабо и колпак и стал строить рожи, кривляться, я всё смотрел и смотрел на себя, удивляясь всё больше и больше, какие замечательные бывают на свете костюмы!

Я обедал в этом костюме. Даже колпак не снял, так в колпаке и обедал.

— Сними малахай-то свой, — сказала мама.

Это она про колпак так сказала.

Я всё быстро съел и колпак не снял.

Потом я вышел во двор. Мой костюм всех поразил. Правда, кто-то сказал из окна:

— Да ты что, одурел! Ведь зима на дворе!

Но я не обратил внимания. Мне совсем не было холодно. Я ходил высоко подняв голову. За мной шли братья Измайловы. Весь двор смотрел на меня.

Я ещё долго ходил бы. Не так уж мне холодно было. Но мама взяла меня за руку. И притащила домой.

Весь день я не снимал костюм. Выступал перед мамой, кривлялся, прыгал через скамейку, снимал колпак и становился на голову. Что я только не делал!

В три часа я надел пальто, шапку, колпак взял под мышку и вышел.

У входа в школу надел маску. Никого ещё не было. Я пришёл раньше всех. Я долго ходил по школе. По этажам, по всем лестницам, по пустым классам.

В одном классе была тётя Даша. Она убирала класс. Тётя Даша меня не узнала. Ещё бы! Ведь я был в маске. Но костюм ей, наверно, понравился. Потому что она улыбнулась.

Я всё стоял и стоял в дверях. Может, что-нибудь скажет, похвалит костюм. Тогда тётя Даша сказала:

— Иди, милый, отсюда, гляди, пыль какая…

Я пошёл в зал, где ёлка. Там уже было много ребят. Играл оркестр. Летел серпантин. Пели песни. Карнавал уже начался. Каких только костюмов тут не было! И Буратино с длинным носом, и три мушкетёра, и Золушка, и Карабас Барабас, и казак в бурке. Правда, бурка была из картона, зато шашка что надо! Как настоящая шашка. Шашка тащилась по полу, а сам казак ходил осторожно, чтоб бурка с него не свалилась, он всё поправлял её. Потом в зал въехал конь со всадником. Я вовсю смеялся. Тем более что тот, кто был лошадью, вдруг маску снял и сказал:

— Мне так не видно! — И мы все узнали Гришаткина. Вот так лошадь!

А тот, кто сидел на Гришаткине, слез с него и говорит:

— Эх ты, Колька, не мог потерпеть! Может быть, нам бы премию дали!

Но маску не снял, и мы его не узнали. Гришаткин встал и ушёл, а всадник за ним пошёл. Ну, смеху было!

Пал Палыч увидел меня и спросил:

— Ну как?

— Очень смешно, — говорю.

Кто-то сказал Пал Палычу:

— Подумать только: где-то война, а здесь всё своим чередом…

Я пошёл казака искать.

Народу ещё прибавилось. Я не нашёл его сразу. Вдруг слышу, кто-то зовёт меня. Да это же сам казак! Это Мишка, сын дяди Гоши! Я по голосу сразу узнал.

— Это ты? — говорит. — Ишь ты какой!

— Я, — говорю, — знаменитый клоун! Сын Горхмаза!

Он говорит:

— А я знаменитый казак! Ты мою шашку видел?

— А это видел? — говорю. — Жабо!

— Жабо?

— Вот именно, — говорю, — жабо, а не что-нибудь!

Он засмеялся и говорит:

— Жаба! Жаба!