Нож, приставленный к моей шее, дернулся.

— Разве старик Черные Перья не участвует с вами в одних и тех же делишках? Как он отнесется к тому, что вы сперли у него раба?

У меня за спиной раздался густой бас:

— Я тебе говорил, что это слишком опасно. Нам лучше разделаться с ним прямо здесь. — Речь эта уже не казалась невнятной, как прежде, — видимо, изображать жреца с проколотым языком было не так-то легко.

Я чуть подался вперед, приготовившись броситься на парня, если он или отец сделают хоть одно движение, хотя понимал, что лезвие глубоко вонзится в мою плоть, прежде чем я успею пошевелиться.

Проворный обернулся и пристально посмотрел на меня, словно что-то искал в моем лице.

— Нет, — проговорил он голосом, уж больно низким для его возраста. — Нельзя.

Тут же я почувствовал, как напрягся человек у меня за спиной. Я понял: это страх, либо гнев, или и то и другое вместе. Оставалось только гадать, когда сидящий сзади не выдержит и вонзит в меня нож.

— Мы и так уже порядком рискуем. Чем дольше он будет оставаться в живых, тем опаснее для нас. Мне следовало прикончить его на берегу!

— Но…

— Никаких «но»! — Теперь в его голосе звучали высокие, напряженные нотки, словно он задыхался. — Ради кого я, по-твоему, все это делаю? Если не ради тебя, меня бы на этой лодке вообще не было! — Он взмахнул ножом в сторону парня. Я незаметно повертел головой, расслабив ноги и руки перед прыжком. — И не спорь со мной! Мы убьем его, когда я скажу!

Нож блеснул прямо у меня перед глазами. Я успел заметить в глазах парня панику и в тот же момент понял, что нож опять приставлен к моему горлу.

Сильная рука схватила меня за волосы и оттянула голову назад, выставив кверху шею.

— Нет! — Проворный почти закричал, бросив свой шест и кинувшись ко мне. — Пожалуйста, не делай этого! Давай сначала его допросим — мы же должны знать!

Но он оказался нерасторопен. Он только коснулся руки Туманного, когда лезвие резануло мою туго натянутую кожу.

Нож замер у меня на шее, и это мгновение показалось мне дольше череды дней. Я только смутно ощущал жгучую боль и теплую липкую кровь, хлынувшую из раны у меня на шее. Гораздо более отчетливо я видел широко раскрытые умоляющие глаза парня, склонившегося надо мной.

— Пожалуйста!.. — просил он шепотом.

Нож чуть дрогнул, когда державшая его рука расслабилась.

— Ты правда хочешь, чтобы я пощадил его?

— Да… Во всяком случае, пока…

— Во всяком случае, пока. — Человек у меня за спиной снова взялся изображать шепелявую речь жреца. — Ладно, твоя взяла. Пусть пока живет и расскажет нам все, что тебе от него нужно. А уж тогда мы его прикончим.

В Кополько мы повернули к югу, чтобы пройти вдоль западных берегов острова к Теночтитлану. Юноша греб теперь, стараясь держаться подальше от берегов — то ли боясь врезаться в сушу, то ли усложняя мое возможное бегство, — только я заметил, что оба моих спутника немного расслабились. К моей шее снова приставили нож.

Разговоров я больше не заводил. Теперь, после того как мне едва не перерезали горло, я слишком отчетливо осознал всю опасность своего положения и помалкивал, чтобы не провоцировать Туманного. Я подозревал, что, вернись они к прежнему спору, парень может не выиграть его во второй раз. Зато сейчас, когда берега отдалились, я мог позволить себе оглянуться через плечо.

Солнце закатилось за горы, погрузив противоположный берег озера в тень. Водная гладь была безмятежна. Остров, на котором возвышался Мехико, и окружавшая его дамба защищали это огромное соленое озеро от ветров, иногда налетавших с востока. В отдалении сновали каноэ, но докричаться до них я бы не смог.

Впереди длиннющей низкой стеной пролегала насыпная дорога, соединявшая Мехико с крошечным городком Тлакопан, расположенным на западном берегу озера. К тому времени, когда мы добрались бы до нее, она уже кишела бы путниками, работягами-поденщиками и всякими ремесленниками, разбредающимися по домам в свои городки и деревушки. Движение это то и дело останавливали, чтобы поднять деревянные мосты, соединявшие отрезки насыпи, и пропустить лодки, сгрудившиеся внизу в утомительном ожидании. Я надеялся, что смогу что-нибудь предпринять, когда мы окажемся в этом скоплении.

Ближайший берег сплошь порос ивняком, осокой и кустарником; иногда среди этих зарослей виднелись деревянные мостки причала или глинобитная хижина, чьи выбеленные стены розовели в лучах предзакатного солнца. Пару раз над верхушками ив мелькнула плоская срезанная вершина пирамиды и дымок, лениво поднимавшийся из расположенного на ней храма. За всей этой зеленью скрывалась громада самого величественного на свете города, но здесь было пустынно и безлюдно.

Мое созерцание прервал шумный всплеск весла, и я заметил, как мы стали приближаться к берегу. Я вдруг с ужасом осознал, что до насыпной дороги мы можем и не добраться.