Мальчишка увернулся, зло выругался на эльфийском. Зверь визгливо расхохотался, повис вниз головой, потом спрыгнул, задрал хвост, показав нам красную задницу, и скрылся в кустах.

– Ну и что тебе сказала обезьяна?

– Да ну ее, – проговорил ушастик. – Ни одной связной мысли. То ли дурная, то ли бешеная. Здесь все животные какие-то странные.

Он осторожно раздвинул кусты, осмотрелся, махнул рукой:

– Идемте.

Мы вступили в заросли, где царил дикий виноград и еще какое-то красивое вьющееся растение, на котором висели плоды, похожие на зеленые шишки. Здесь было влажно, жарко и душно, от земли исходили тяжелые испарения.

Кусты росли так густо, что продраться сквозь них было трудно. Лэй действовал магией, заставляя гибкие стебли по-змеиному отползать, освобождая нам дорогу. Растения уступали эльфу, но тянулись ко мне и Лису, норовя ухватить, дернуть, сбить с ног. Приходилось рубить лозы пятипалым. По ветвям скакали безумные обезьяны, хохотали, визжали, швыряли в нас орехи и плевались косточками.

Роману шел позади, не отставал. Я слышала за спиной его недовольное сопение и тихую ругань, когда его цеплял очередной куст или ударял брошенный обезьяной орех. Казалось, вор не делал ничего запретного. Мы в это поверили, и вскоре раскаялись.

Атик уже стоял в зените, а мы, по прикидкам, достигли середины острова, когда с Роману стало твориться что-то неладное. Сначала он стал чаще спотыкаться, шепотом поминая всех богов, потом принялся икать. Когда мы остановились на небольшой поляне, решив сделать привал, вор вдруг воскликнул:

– Мара, какая же ты красивая! Я тебя люблю!

Он бросился мне на шею и влепил слюнявый поцелуй в щеку. Лэй, вместо того чтобы отпустить какую-нибудь шуточку, внимательно всматривался в лицо Роману. Я пыталась оторвать Лиса от себя, тщетно.

– И ничего, что зеленая! – блажил он. – Изумруд тоже зеленый! Выходи за меня, Мара!

От него почему-то пахло вином, хотя я могла поклясться: Лису неоткуда было взять выпивку.

– Что у него с физиономией? – вдруг спросил Лэй.

– Ушан! Дорогой ты мой! – Роману переключился на эльфа. – А ты у нас будешь дружкой на свадьбе! И ничего, что вы нелюди поганые! Я вас все равно люблю, вы мне как братья… то есть, сестры…

Он оторвался от меня, на заплетающихся ногах подошел к Лэю и попытался его тоже осчастливить поцелуем. Эльф решительно воспротивился. Короткое заклинание, и две лозы оплели руки вора.

– Посмотри на его рот!

Губы Роману были словно выкрашены очень темной краской. Лис, возмущенный тем, что его связали и разглядывают, показал нам язык.

– Ну вот, и язык черный! – воскликнул Лэй. – Он ел виноград!

– Ел! – подтвердил вор. – Он не ядовитый. Обезьяна тоже ела!

– Вот потому обезьяна и несла всякую чушь, – парировал эльф. – А ты еще хуже обезьяны. Мара, ты не пробовала виноград?

Я отрицательно покачала головой.

– Это хорошо, – вздохнул ушастик, освободив вора от заклинания. – Он пьяный.

– Как это?

Лэй сорвал гроздь винограда, раздавил одну ягоду, понюхал и пояснил:

– Бывает, что ягоды перезреют, сок в них бродит и превращается в вино. Тогда виноград называют пьяным. Но здесь ягоды не перебродившие. Просто в них вино вместо сока.

– Разве так бывает?

– Нет, – ушастик пожал плечами. – Магия…

– Магия, магия, вот такая магия! – фальшивя, пропел Роману и пустился в пляс.

Он скакал по поляне, словно олень в период брачных игр, высоко задирал ноги, притопывал, размахивал руками – в общем, веселился вовсю.

– Это сколько ж надо было слопать ягод? – изумилась я, наблюдая за его нелепыми прыжками.

– Не знаю, – ответил эльф. – Мне другое интересно… ты ничего не чувствуешь?

Я прислушалась к себе, отрицательно покачала головой. Все было, как обычно. Разве что где-то в виске тонкой, едва ощутимой иголочкой засела боль.

– Хорошо, – тающим голосом протянул ушастик. – Хотя бы ты сохранишь контроль над ситуацией. Потому что я… пьян, морт возьми. – Он расхохотался, зеленые глаза хмельно заблестели, на щеках появился яркий румянец.

– Мара, я уже говорил, как люблю тебя? – Роману, отплясав полный круг по поляне, повис у меня на плече.

– Мара, ты чудесный друг… дружка… подружка! – на другом плече болтался Лэй. – Всегда знал, что здоровенная зеленая баба с фламбергом – это самый лучший товар… товарка… товар-р-рищ!

Мысленно ругая хлипкость друзей, я усадила их на край поляны, прислонив к стволу дерева. Поднесла к губам Лэя флягу с водой. Ушастик напился, и мне показалось, что взгляд его стал чуть более осознанным. Я спросила: