Она продавала жареные бананы. С раннего утра и до поздней ночи. Из того, что она зарабатывала за весь день, хозяин лавки оставлял ей ничтожно мало. Но она была рада и этому, потому что знала: есть люди, которым повезло еще меньше.

Она умела радоваться жизни — лучам солнца и каплям дождя. Девочка очень любила дождь. Он целовал ее щеки, в ответ она улыбалась ему.

День за днем она ходила на Сайгонскую площадь, работала до темноты. Возвращаясь ночью домой, она знала, что утром с первыми лучами солнца все повторится вновь. В этом однообразии была вся ее жизнь, похожая на бесконечный, серый туннель, в котором нет никаких поворотов и остановок и двигаться нужно только вперед. Она не знала еще, что никакого света в конце этого туннеля нет. Для нее, как и для десятков тысяч других, есть только один выход из серого лабиринта судьбы — смерть. Справедливо ли это? Ни одного шанса вырваться из западни, ни одной надежды стать другим человеком. Только единицы способны противостоять. Даже если очень стараться, ни слезами, ни кулаками, ни даже зубами не удастся вырвать из горла судьбы другую жизнь. Ей ни за что не перебраться на ту сторону, потому что два мира, существующих параллельно, мир богатых и мир бедных, никогда не пересекаются. Где проходит граница между этими мирами и почему для таких, как она, нет ни одного перехода, девочка не знала. Но то, чего мы не знаем, не может причинить нам зла. Ей не с чем было сравнить свою жизнь, и потому она принимала ее такой, как есть. Так жила она. Так жили все вокруг нее. И она смирилась, как смирились с судьбой ее мать и бабушка. Другой жизни она не желала, потому что желания в ее мире — слишком большая роскошь. Иногда ей очень хотелось попробовать что-нибудь из съестного, что продавалось на большой Сайгонской площади, но у нее никогда не было на это денег. И поэтому она научилась не думать о том, чего нельзя получить. Даже она понимала: нет никакого смысла желать невозможного.

У нее не было ничего, кроме времени. Его было много. Она его не считала, не берегла. Время для нее всегда тянулось медленно и ничего не означало. Время было к ней равнодушно.

Каждое утро она ела похлебку — все, чем в состоянии была накормить мать. Жила в полуразвалившейся лачуге с обветшалой, порванной дождями и ветром кровлей. Но для нее это было нормально. Такой была жизнь в ее квартале и во многих других. Она никогда не училась. Но в глазах ее был свет — ровный, мягкий, как у ребенка умного и талантливого от природы.

Ей нравилось наблюдать за людьми. Особенно за их лицами. Она любила смотреть, как меняются их глаза, когда они плачут, смеются или ругаются. А на Сайгонской площади всего этого было вдоволь. Случались там разные смешные и грустные истории, но она никогда не узнает, что стала героиней одной из них.

Когда за ней не следил хозяин лавки, единственным ее развлечением было собирать обрывки газет. Она поднимала их, стряхивала засохшую грязь, разглаживала ладонями помятые края. С картинок на нее смотрели дамы и джентльмены в шикарных нарядах. Они нравились ей. Но она даже не думала о том, что могла бы оказаться на их месте. Если бы только звезды в миг ее рождения сошлись иначе, если бы судьба была добрее к ней, если бы ее путь оказался другим. Если бы… Но судьбу никто не выбирает. Она знала, что есть мир богатых людей, где совсем другая жизнь. Но это казалось ей таким нереальным, таким далеким от нее, как сказки, которые когда-то очень давно рассказывала ей мать. И таким же недостижимым, как звезды…

У него было все, что можно купить за деньги, и он думал, что так будет всегда. Он ошибался…

Каждое утро он выезжал на лимузине из загородного дома, который он снимал, пока жил в Сайгоне. Каждый раз он убеждал себя, что никогда бы не приехал сюда, если бы не финансовые интересы. Деньги — его главная религия. Много, очень много денег — его единственный бог. Карьера. Ради нее одной он был готов на все.

Сколотив изрядный капитал, он мог бы спокойно жить до конца своей жизни, никогда не задумываясь о деньгах. Но чем больше их было, тем больше он их хотел иметь. Для чего? Он предпочитал никогда не отвечать на этот вопрос, который часто задавал себе. Но одно он знал точно — в погоне за деньгами уже было невозможно остановиться. Наверное, в этой гонке и был для него смысл жизни…

Американская мечта сбылась: деньги — секс — развлечения. Вечеринки, гольф, виски, дорогие машины, шикарные женщины. Собаки, кони и снова виски, гольф, женщины… И снова коммерческие интересы — круг замыкался. Он не знал, почему его жизнь так была устроена. Он бесконечно стремился к новым финансовым высотам. Как только очередная цель была достигнута, появлялась другая, и все начиналось заново.

Ни минуты не мог он прожить в покое. Время было его врагом. Его оставалось все меньше и меньше. Оно катастрофически исчезало, и жизнь его неумолимо приближалась к концу. Время было для него самым дорогим и единственным, чего он не мог купить и что не мог удержать возле себя. Он собирал его по крупицам, жадно съедая каждый день, каждый час, каждую минуту своей утекающей жизни. Для времени он был игрушкой. Такая игра: время всегда от него убегает.

Подобное испытал только тот, кто, прощаясь с молодостью, упорно не хочет впускать старость на свой порог и, гоня ее прочь, делает вид, что все еще впереди. Подобную иллюзию переживал и он. Иллюзию, потому что впереди ничего уже быть не могло и позади не было ничего из того, что он так долго искал и чего так и не смог найти. А времени уже мало. И покоя нет, он лишь пугает, не дает тепла. А найти это что-то самое важное все сложнее.

Как только он позволял себе замедлить шаг, его начинала терзать пустота, которая давно жила в его сердце. Ему казалось: если он остановится и останется наедине с собой, пустота его сожрет. Он окончательно и навсегда проиграет этот поединок. Но пока он в движении, он может удерживать равный счет и ни за что не сдаваться.

Здесь, в Сайгоне, он пытался убежать от себя. Он действительно думал, что это возможно. Ведь все, что он только мог пожелать, было к его услугам: вечеринки, шикарные приемы, известные люди. Все любили его той странной светской любовью, которая часто объединяет тех, кто богат, до тех пор, пока они богаты. Особенно его любили актрисы, за щедрость. И он любил их. Точнее, не то что бы любил (любовь была ему неизвестна), а просто позволял быть рядом с собой. Такие отношения были приняты в высшем обществе, в которое он так стремился и частью которого он был.