6 марта 1711 г. было «всенародно объявлено всем о государыне царице Екатерине Алексеевне, что она есть истинная и законная государыня». 19 февраля 1712 г. Петр I торжественно еще раз обвенчался с Екатериной в петербургском Исаакиевском соборе, и их дочери получили официальный статус цесаревен. А 7 мая 1724 г. Петр I короновал свою любимую жену в главном храме России – Успенском соборе Московского кремля. Французский посол Ж.-Ж. Кампредон сообщал в Париж: «Весьма и особенно примечательно то, что над царицей совершен был, против обыкновения, обряд помазания так, что этим она признана правительницей и государыней после смерти царя, своего супруга». Примечательно, что все русские царицы (кроме Марины Мнишек) титуловались царицами по мужу. А Петр I короновал Екатерину как самостоятельную императрицу, лично возложив на нее корону.

За два года до коронации Екатерины происходит знаменательное событие – то самое издание знаменитого указа Петра о престолонаследии, где он из-за смерти сына Петра и измены царевича Алексея отменяет устоявшийся порядок наследования от отца к сыну, и устанавливает новый: отныне все решает воля монарха, кого он посчитает нужным, того и назначит. Но Екатерина сама подложила мину под свое будущее императорство.

Жена цезаря и подозрения. В силу своего низкого происхождения Екатерина I была неграмотной, неученой и неспособной управлять великой империей. Однако императрицу любили за веселый и ласковый характер, за доброту и заступничество. Не раз она спасала светлейшего князя Меншикова от страшного гнева Петра. Только она и была способна успокоить разгневанного, разбушевавшегося Петра, что случалось довольно часто. Между супругами царило исключительное взаимопонимание и гармония, если бы не «Монсова история», омрачившая (да еще как!) последние дни императора…

Дело связано было с его «сердешненькой» Катеринушкой. Девятого ноября последовал неожиданный арест тридцатилетнего Вилима Монса, брата бывшей фаворитки царя Анны Монс – Монсихи, как ее называли недоброжелатели, молодого и щеголеватого камергера Екатерины. Берхгольц, как и многие другие, был удивлен таким поворотом событий: «Это арестование тем более поразило всех своею неожиданностью, что он еще накануне вечером ужинал при дворе и долго имел честь разговаривать с императором, не подозревал и тени какой-нибудь немилости».

Вот как описывает «Монсову историю» Соловьев: «Коронация Екатерины совершилась в Москве с великим торжеством 7 мая 1724 года. Но через полгода Екатерина испытала страшную неприятность: был схвачен и казнен любимец и правитель ее Вотчинной канцелярии камергер Монс, брат известной Анны Монс. Вышний суд 14 ноября 1724 года приговорил Монса к смерти за следующие вины: 1) взял у царевны Прасковьи Ивановны село Оршу с деревнями в ведение Вотчинной канцелярии императрицы и оброк брал себе. 2) Для отказу той деревни посылал бывшего прокурора воронежского надворного суда Кутузова и потом его же отправил в вотчины нижегородские императрицы для розыску, не требуя его из Сената. 3) Взял с крестьянина села Тонинского Соленикова 400 рублей за то, что сделал его стремянным конюхом в деревне ее величества. Вместе с Монсом попались сестра его, Матрена Балк, которую били кнутом и сослали в Тобольск; секретарь Монса Столетов, который после кнута сослан в Рогервик в каторжную работу на 10 лет; известный шут камер-лакей Иван Балакирев, которого били батогами и сослали в Рогервик на три года. Балакиреву читали такой приговор: “Понеже ты, отбывая от службы и от инженерного учения, принял на себя шутовство и чрез то Вилимом Монсом добился ко двору его императорского величества, и в ту бытность при дворе во взятках служил Вилиму Монсу и Егору Столетову”».

Описание очень детальное, сухое и сдержанное. Из него выходит, что был казнен некий придворный взяточник Монс. Причем вина этого Монса явно не заслуживает смертной казни, хватило бы и тюрьмы. Да и никого из подельников Монса не казнили. Но у Соловьева есть одно слово, которое намекает на действительную причину казни Монса – любимец жены Петра. Но если заменить слово «любимец» словом «любовник», открывается настоящая причина казни. Об этом можно узнать в других исторических свидетельствах, а они гласят, что Петр I незадолго до кончины заподозрил в неверности свою жену Екатерину, в которой до этого души не чаял и которой намеревался в случае своей смерти передать престол. Когда Петр I собрал достаточные, на его взгляд, улики о неверности жены, он приказал казнить Монса. А чтобы не выставлять себя в смешном и унизительном положении «рогоносца» перед иностранными дворами и собственными подданными, вменил в вину Монсу экономические преступления, которые при желании нетрудно было отыскать почти у каждого чиновника тех времен (да и не только тех).

Имя Екатерины в связи с арестом, следствием и казнью, естественно, не упоминалось – жена Цезаря вне подозрений! Она сохраняла спокойствие и невозмутимость, но пыталась, правда, как делала довольно часто, ходатайствовать перед Петром I за арестованного. Император в припадке гнева разбил зеркало, очень красивое и дорогое, бросив многозначительную фразу:

– Вот прекраснейшее украшение моего дворца. Хочу и уничтожу его!

Екатерина сдержанно, как всегда в таких случаях, ответила:

– Разве от этого твой дворец стал лучше?

Однако намек, более чем прозрачный, поняла, знала крутой нрав супруга. Беспрекословно поехала с ним, по его приказанию, поглядеть на отрубленную голову своего фаворита. Инцидент был исчерпан, но доверие к Екатерине у Петра было основательно подорвано. И скорее всего, от планов передать престол императрице Петр отказался.

События, связанные с казнью Монса и утратой Екатериной доверия Петра произошли всего за два месяца до смерти царя. В бумагах Монса нашли также факты, компрометирующие ближайших соратников Петра. В Петербурге ждали новых казней. Назывались имена Меншикова (которого Петр отдалил от себя и снял с поста руководителя военного ведомства), царского кабинет-секретаря Макарова и других сподвижников.

А вот имени Остермана не называли. Даже наоборот – именно в эти дни к Андрею Ивановичу особенно благоволил царь – Петр помногу говорил с ним и советовался как поступить с неверной дальше. Говорили, что Петр I собирается обойтись с Екатериной так же, как английский король Генрих VIII с Анной Болейн. Царедворец Остерман потом ставил себе в заслугу то, что именно он уговорил Петра не рубить голову супруге. Аргумент был таков – после этого ни один порядочный европейский принц не возьмет замуж дочерей Екатерины. А в планах царя сближение с Европой было на перврм месте.