Шрифт:
– Но… почти родные… два дня до свадьбы, как же?
– Родные? Нет, Алеша, я тебе чужая, – ответила она. – Я тебе чужая.
Глава 15
Все последующее шло скорее по инерции.
Когда суду был представлен найденный в указанном месте пистолет, все стало беспощадно ясно для всех и для Ксении Кристалинской – в особенности. Быстро, слишком быстро обрушилось то, что еще недавно казалось незыблемым и недоказуемым. Ей было предъявлено обвинение в организации убийства Таннер и еще по нескольким пунктам, что, по сути, уже было и неважно.
Она молчала все это время.
Суд пошел своим ходом. Часа через три судьи удалились для вынесения приговора. Минут пятнадцать им потребовалось для вынесения «честного и беспристрастного» приговора.
Приговор был зачитан. Ксению признали обвиняемой по нескольким пунктам и выделили ее дело в отдельное производство, постановив заключить ее в СИЗО. Ельцов же был признан чистым перед законом.
Он отказался от заключительного слова и только неотрывно смотрел на Ксению, на руки которой надевали наручники. В его взгляде плескалось горестное изумление.
Я могла его понять.
В тот момент, когда его освободили, к нему ринулась толпа родственников. Его обнимали, целовали, душили в объятиях, а Валентина Андреевна будто свихнулась от радости. Я же наблюдала попеременно то за Алексеем, то за Ксенией. Ельцов как бы и не радовался своему освобождению – он пока просто не осознал этого факта, а продолжал смотреть на Ксению, та же отвечала ему молчаливым взглядом, в котором было спокойное равнодушие, мне показалось, что она успокаивает его. Между ними словно протянулась струна высокого напряжения, и я вздрагивала, чувствуя этот накал.
– Ксения… – бормотал Алексей машинально. – Ксюша… так не бывает.
«Бывает, – подумала я, – она же тебе сказала: такая жизнь. А в нашей жизни бывает все».
Алексей и Ксения продолжали смотреть друг на друга до тех пор, пока из толпы родственников не вышла невысокая хрупкая девушка с хорошо развитой грудью и длинными ногами фотомодели. Ее загорелое личико уже несло на себе печать развращенности, и по тому, как она хищно улыбалась, я поняла, что она долго ждала этого момента.
Она подошла к Алексею и обняла его. Он машинально отпрянул, а потом вдруг, прошептав грязное ругательство, отвернулся от Ксении и обнял девушку.
Нить, протянутая между несостоявшейся четой, порвалась. Мне показалось, порвалась с криком, воплем нечеловеческой боли – коротким, как сломанная на взлете жизнь птицы, вскриком. Я не поверила собственным ушам, этот крик сорвался с гордых губ Ксении, секундой позже исказившихся от гнева и презрения. Она рванулась с места, охрана цепко схватила ее и вывела из зала – но она продолжала гортанно выкрикивать что-то, пытаясь высвободиться.
«Нет, все, – сказала я себе, подавив внезапный приступ невесть откуда накатившей жалости. – К кому жалость? К этой продажной душе, злой мегере, к этой «чужой»?»
За несколько часов обвиняемый превратился в невинно оклеветанного, а свидетельница в преступницу. И все это произошло словно по мановению волшебной палочки. Но снова что-то не давало мне удовлетвориться этим исходом дела, и снова я ждала возвращения босса, чтобы окончательно поставить точку в расследовании или же крест на своих неуместных домыслах.
Интуиция. Глупая интуиция. Все это как-то вымороченно, фальшиво, выспренне. И эти публичные объятия Алексея и Милы Таннер, племянница покойной Татьяны Оттобальдовны, которые вызвали такую бурную реакцию Ксении. Алексей действительно невиновен, потому что эта Мила не стала бы обнимать убийцу. И все, забудем! Точка!!!
Я направилась к выходу из судилища, улавливая приветственные возгласы в свой адрес и даже поздравления (подвиг я совершила, что ли?), но тут меня окликнули. Алексей Ельцов.
И я увидела, как ко мне во главе череды счастливых родственников, друзей и знакомых направляется Алексей Ельцов.
– Здравствуйте, Мария, – приветствовал он меня. – Спасибо вам за все. Если бы не вы, Мария, мне каюк. Я уже считал себя похороненным в этой… тюрьме.
К взмокшему лбу Алексея прилипла прядь слипшихся волос, губы подрагивали. Я встала к нему вполоборота, и слава богу, потому что я успела спасти свои туфли. Подоспела тяжелая, очень тяжелая артиллерия в лице Валентины Андреевны.
– Да-да! – запела она. – Ясно как день – засудили бы, продажные шкуры! И эта сука, Ксенька! Вы только подумайте, Мария, эта тварь все валила на Алешу, чтобы самой выйти сухой из воды. Но откуда у вас этот дневник, а, Мария? Как вам удалось заткнуть эту скотину, жидовского ублюдка?
– У женщин – свои секреты, – отделалась я от нее общей фразой. – Особенно если женщина – частный детектив.
– Не только частный, но и – честный! – с претензией на юмор хохотнула Валентина Андреевна.