Шрифт:
Спокойствия не добавил и разговор с дядей Уильямом, который сообщил о некоторых подозрительных слухах. Якобы германский император Генрих VI — тот самый, что держал в плену папу Дика — помер не от лихорадки, случившейся от холодной водички в жаркий день, а совсем по другой причине. И смерть его была вызвана совсем другим питьем, которое фрицу услужливо подали бабушкины агенты…
— Да и с отцом моим, твоим дедом, племянник — тоже как-то не все чисто, — грохнул по столу кубком дядя Вилли. — Суди сам: четвертого июля он встречается с Ричардом, папашей твоим, а шестого — вдруг помирает! С чего бы это, а?
Ка-а-ак интересно… Значит, бабуля у нас еще и отравительница? Ну, если вспомнить все то, что мне доводилось читать про веселое средневековье — очень даже может быть. И, слава богу, что ни бабушку ни ее клевретов не пускали на кухню ни под каким видом. А то мог бы и помереть от какой-нибудь «острой сердечной недостаточности», или от чего у них тут помирают?..
Но, как бы там ни было, бабушка уехала и все мы живы и здоровы. Попытки подкупить моих ближних провалились — это я знаю твердо, потому как они сами доложили о сделанных им предложениях. Сбор разведданных должен был дать неутешительные результаты: воевать со мной методами средневекового ополчения — усложненный способ самоубийства. Положение мое прочное, народ меня благословляет. Храмовники — лепшие кореша и верные союзники. Вэллисс сам попросился в состав Англии. Так что информация для папаши Ричарда самая что ни на есть неутешительная: высадишься — сдохнешь!
Примерно через неделю после отъезда Алианоры уехала и Маша. Она решила отправиться навестить свою милую маму — мою ненаглядную тещу. Ненаглядная она потому, что я со дня свадьбы толком ее и не видел. Так, мелькала пару раз, а все остальное время — ни ты боже мой! Только какие-нибудь вкусности из своего Нотингема с оказиями присылала. Прямо, идеальная теща…
В связи с беременностью Маня день ото дня зверела все сильнее и сильнее. Наконец, я осознал: еще денек в таком духе — и я удавлюсь! Но одернуть Машу просто рука не поднималась. И тут на выручку снова пришла ее величество королева Франции…
— Ваше величество, — Ингеборга нервно теребит свой пояс с серебряными подвесками. — Осмелюсь заметить, что если вы будете и дальше потакать всем капризам вашей супруги — скоро вас придется отпевать.
— Ну… Наверное вы и правы… — я потер переносицу и задумался. — А выход? Где выход-то?..
— Отправьте ее к ее матери…
— Как? Да если я предложу ей это — меня даже отпевать не выйдет! — Я аж содрогнулся от такой перспективы, — Она ж меня в порошок сотрет!..
Дапкунайте французская усмехнулась:
— Все-таки никогда не перестану удивляться мужчинам. Видит бог, вы — просто дети! То есть вы, разумеется, очень умные, очень предусмотрительные, очень серьезные, но все равно — дети! Во всяком случае, во всем, что касается нас, женщин!
— В смысле? То есть, объяснитесь, ваше величество…
— Возможно, я удивлю вас, мой король, но ваша супруга только и мечтает о том, чтобы уехать к своей матери. И она все ждет, что вы сами ей это предложите, — Ингеборга снова усмехнулась. — А вы все не предлагаете и не предлагаете… Может, поэтому она и злится, как вы думаете?
Во как! Я, тут значит, мучаюсь, и только потому, что не понимаю, чего она хочет?! А фамилие мое, не иначе, Кашпировский, блин! Я ж прославился тем, что мысли читать умею! Как букварь, ага?..
Постой, постой твое Гудковское величество, горячку не пори…
— Ваше величество, а вы… вы уверены?..
Экс-королева улыбнулась и чуть заметно покачала головой:
— Я могла бы быть уверена, мой король, или не уверена, если бы я предполагала. Но я просто знаю: ваша супруга сама поведала мне о своих чаяниях и надеждах…
Ну, раз так, то так тому и быть. Тем же днем я поинтересовался у Маши, не хотелось бы ей навестить свою матушку? По засиявшим глазам и зарумянившемуся лицу моей ненаглядной было очевидно: Дапкунайте из Франции не обманула. Хорошо! Значит, завтра же с утра и отправим…
Маша отбыла в Нотингем под конвоем Шервудско-Нотингемского полка и валисского конно-стрелкового эскадрона. Я очень попросил ребят повнимательнее охранять их королеву, и нарвался на клятву на крови, что с головы Маши и волос не упадет, пока жив хоть один из ее защитников. Пехотинцы резали себе руки кинжалами и скрамасаксами, кавалеристы размахивали окровавленными мечами и все вместе галдели так, что заглушали даже колокола в ближних церквях. Ветераны первого пехотного орали, что я их знаю не первый день, и что ежели что, то еще как, причем моментально и максимально мучительно! Валлисцы завывали, что Марион — их родственница и что за родственницу они любого порвут почище, чем твой Трезор — тапки! Ну, вот и ладушки: можно быть спокойным за жизнь супруги и наследника.
Покидая Тауэр, Маша заставила Ингеборгу, которую она по сю пору полагает своей придворной дамой, поклясться, что та позаботится обо мне в ее отсутствие, что она будет заклинать меня ее именем, если я опять надумаю ввязаться в какую-нибудь войну, буде мои советники или союзники станут склонять меня к оной. И она обязательно проследит за мной, дабы ее отец или храмовники или евреи не втянули меня в какие-нибудь подозрительные торговые операции. И она всенепременно должна немедленно известить Марион, а так же примет соответствующие меры до ее возвращения, если примас Адипатус а, тем паче — дядюшка Вилли, станут подбивать меня к пьянству если только ни к чему-нибудь, похуже… Короче говоря, Ингеборга получила список на сотню с лишним пунктов, под общим названием «Как заботится о монархе»…