Я тяжело выдохнул и отер лоб тыльной стороной ладони, смахивая проступившую испарину. Нет, все-таки нелегкое это дело — думать да еще и мысли свои вслух излагать так, чтоб другие поняли… пусть даже и мудрецы!

Зловещие.

— Велика твоя прозорливость, о Владыка! — Словоблуд без видимой причины взвился клюнутым в седалище фазаном и сразу перешел на обычный тон. — Нет, честно: хорошо сказано. Теперь я абсолютно уверен в конце света.

— Отец, помнишь, я говорил про часть архивов "Шараштхи"? — Похоже, сегодня Брихаса перебивали все кому не лень, и Словоблуд махнул на это рукой. — Там как раз собраны все записи, относящиеся к первой половине жизни нашего Дроны ("Нашего?" — возмутился было Словоблуд, но умолк). Достать?

— Доставай! — обрадовался я. — Раз Пралая на Дворе — что нам терять? Просветимся, голубчики!

— Делать что-то надо, делать! — Словоблуд был отчетливо недоволен, а я чуть не расхохотался: Индра-Громовержец собирается читать всякие архивы, а мудрый Наставник призывает к действию! Светопреставление…

— Вообще-то я мог бы и сам рассказать все, что вы сочтете существенным и достойным внимания… — обиделся Жаворонок, но на этот раз пришел черед Брихаса оборвать сына.

— Будет лучше, сын мой, если ты поможешь нам отыскать нужные записи. А уж мы с Владыкой Индрой как-нибудь сами поймем, что в них существенно и достойно нашего внимания, а что нет. — И Словоблуд тайком подмигнул мне.

А я улыбнулся ему в ответ.

Жаворонок, не дожидаясь дополнительных указаний, уже сопел, развязывая тесемки своей поклажи. Интересно, это мудрые мысли такие тяжелые или птичка статую Опекуна в клювике уволокла?

На память?

И как он эту громадину в одиночку от самой Вайкунтхи пер?

— Ничего себе! — изумился я, когда нашим глазам предстали огромные кипы пальмовых листьев, аккуратно перевязанные кожаными шнурками. — Это ж прочесть — юги не хватит!

— Хватит! — успокоил меня Брихас. — Куда спешить? Все равно скоро накроемся дырявым Атманом…

Я только вздохнул, устраиваясь поудобнее под по-желай-деревом, и приготовился слушать.

— Так, здесь первые результаты… — Жаворонок проворно выхватил связку пыльных листьев, ничем не отличавшуюся от прочих, и принялся возиться со шнурком.

Словоблуд отобрал у сына добычу и мигом расправился с хитрым узлом. После чего молча уставился в первый лист, и до меня не сразу дошло, что Наставник уже читает.

Про себя.

А заодно — и про своего внука Дрону.

— Вслух читай, — подал я голос.

— А? — дернулся Брихас. — Вслух? Ну да, конечно!..

Любить Калу было гораздо приятнее, но у меня не оставалось выбора.

Папа, почему я вспомнил тебя именно сегодня?

Вайкунтха спит, отдавшись блаженному, истинно райскому забытью: апса-рам снятся ласки, праведникам — тексты Писаний и победа в диспутах, ракшасам-охранни-кам грезится кусок парного мяса, и они довольно всхрапывают, пуская слюни, а я сижу на балконе, склонясь над пальмовым листом, и вижу тебя. Нет, не таким, каким ты был в скорбный день проклятия, а обычным — лысым, насмешливым, вечным стариком, похожим на самца кукушки… Меня можно назвать Жаворонком лишь в шутку, а ты и впрямь всегда напоминал птицу, мой строгий отец, Наставник Богов, живущий размеренно и неторопливо.

Не уходи, папа, останься хотя бы видением, хоть на миг!.. Обожди, я сейчас успокоюсь. И не стану заводить прежних разговоров, из которых все равно никогда не выходило ничего хорошего.

В детстве я очень хотел быть достойным тебя, Божественный Гуру, снизошедший до смертной женщины! и мама всегда вспоминала тебя с благоговением.

Тишайшая из тихих, она радовалась каждому твоему приходу, сияя от счастья и стараясь прикоснуться к тебе по поводу и без повода. Так радуются домашние животные… Прости, мама, я всегда был зол на язык. Прости, я люблю вас обоих, хотя поначалу изрядно побаивался старика, которого ты велела называть отцом.